Алексей Ивакин - Прорвать Блокаду! Адские Высоты

Комиссар роты – старший политрук Рысенков – внимательно следил за лицами командиров взводов. А те молчали, не отрывая глаз от полыхающего горизонта.

Через полчаса батальон выступил навстречу этим всполохам.

Шагать пришлось по полю, изрытому воронками, – дороги были забиты танками, грузовиками, повозками, медленно тащившимися на запад. Скорость транспорта была чуть выше, чем у пехотинцев, увязавших в торфяной грязи.

Но идти надо – никому не хотелось утро встретить в чистом поле. От юнкерсов с хейнкелями как укрываться? Это сейчас дождь – а ну как прекратится? Поэтому и ротный, и взводные изо всех сил подгоняли бойцов.

Скользкая глина чавкала, время от времени кто-то не удерживался и падал в грязь. Сначала смеялись, потом перестали обращать внимание. Через несколько километров бойцов невозможно стало отличить друг от друга. Дольше всех держался сержант Пономарев, но и тот умудрился съехать в воронку, полную жижи. Сам же лейтенант споткнулся в темноте одним из первых. Второй раз Кондрашов упал, когда пытался протереть заляпанные грязью очки. Наступил на пятку впереди идущего.

– Поднажмем, ребятки! Поднажмем! – кричал ротный.

Рысенков, словно заводной, мотался вдоль колонны:

– Подтянуться! Дойдем до леса – отдохнем!

Бойцы это понимали и старались изо всех сил. Но ворчать не переставали:

– Эх, хорошо быть танкистом! Едешь себе, поплевываешь на пехоту!

– А если застрянет? Как вытолкать?

– У них и тягачи есть. Вытолкают.

– Не видел ты танкистов в госпиталях, – мрачный голос прервал мечты бойцов.

Кондрашов оглянулся на голос. Так и есть. Этот боец был на особом внимании у комвзвода. Нелюдимый, молчаливый, держался особняком. Во взвод прибыл из госпиталя. Огромного роста, он был невыносимо худ. В личном деле его значилось, что был ранен в декабре сорок первого. Потом вывезен из Ленинграда в Вологду. На вопрос лейтенанта – кем и где воевал? – ответил просто:

– На Пулковских высотах. Пулеметчик.

А о себе ничего толкового не рассказал. Мол, жил как все, воевал как все. И точка. Рядовой Васильев Николай Дмитриевич. Шестнадцатого года рождения. Рабочий. Беспартийный. Вот и все, что знал Кондрашов о бойце.

– А ты видел? – спросил Васильева Пономарев.

– Видел, – коротко ответил тот. Потом добавил: – И слышал.

И больше в разговоры не вступал. Только упрямо шагал и шагал вперед, время от времени поправляя на плече своего «Дегтяря».

– Эй! Махра! Помоги толкнуть! – закричал кто-то с дороги.

Около странно накренившейся полуторки махал руками пехоте невысокий коренастый шофер.

– Поможем, бойцы! – крикнул Кондрашов и первым зашагал к грузовику.

Подойдя ближе, он увидел причину странного наклона машины. Оказывается, дорога представляла из себя настил из бревен, наложенных продольно, а поверху – поперек – лежали жердины. Полуторка съехала с этого настила и правым колесом воткнулась в землю, заднее же левое колесо поднялось в воздухе.

– Ребятушки! Родненькие! Помогите! Муку вот везу в хлебопекарню! Опоздаю, вы же без хлеба останетесь! Я чуть правца принял «эмку» пропустить, а оно тут вон оно как…

– Сейчас, браток, поможем! – успокоил шофера Пономарев. Бойцы поскидывали в грязь вещмешки и…

Первым, растолкав всех у машины, вдруг оказался тот самый Васильев и схватился за бампер:

– Что стоишь! – рявкнул он на водителя. – А ну лезь в кабину!

Шофер суетливо бросился к двери, запрыгнул на сиденье и завел двигатель.

А Васильев стал приподымать грузовик. В одиночку. На лбу его налились синим жилы, он захрипел, оскалив зубы, и…

Всем взводом они бросились на помощь Васильеву, приподнимая и выталкивая полуторку обратно на настил.

– Давай, давай, давай! – орали они друг на друга, приподнимая грузовик. Тот рычал, фыркал, плескал грязью, наконец дернулся назад и выскочил на дорогу, едва не врезавшись задним бортом в такую же полуторку, объезжавшую застрявшего товарища. Сидевший на пассажирском месте командир погрозил бойцам и водителю кулаком и что-то крикнул, но на него никто не обратил внимания.

– Спасибо, братцы! – радостно крикнул шофер, открыв дверцу. – В долгу не останусь!

Когда взвод отошел от дороги, Кондрашов подошел к Васильеву и спросил:

– Товарищ боец, а чего вы в одиночку-то стали поднимать?

Рядовой удивленно посмотрел на лейтенанта. А потом коротко ответил:

– Так хлеб же.

И снова зашагал вперед, не обращая внимания на усилившийся дождь. Хлеб? Надо же…