— Значит, я должна расстаться с морем? Навсегда?
— Вы будете жить у моря. Если захотите, будете работать в какой-то связи с ним. Но плавать — исключено. Я надеюсь, вы понимаете почему.
Она негромко засмеялась:
— Так мало слов и столько содержания. И я все понимаю. А вы уверены, что я понимаю?
— Уверен. И жду, между прочим, что вы ответите мне. Я ведь, кажется, сказал нечто существенное.
— Простите. Не так просто — сразу. И не сейчас — вообще. Наверное, большая честь услышать такое от вас. Я ценю, спасибо. И понимаю, что это серьезно, очень серьезно. Признаюсь, я много думала о себе и о вас... Не торопите меня, ладно? Пусть пройдет какое-то время.
— Но вы согласны? — холодно спросил он.
— Да... Но только не торопите, не торопите, ладно? Даже во Владивостоке.
Он кивнул. Пусть. Все равно получилось не так, как он хотел. Добился своего, но последнее слово осталось за ней. Он ерзал на стуле, показавшемся вдруг неудобным, жестким, говорил односложно, вяло улыбался. Чего теперь — дело сделано!
Когда стюард, похожий на дирижера, закрыл за ними тяжелую дверь, он похлопал себя по пиджаку, по тому месту, где лежал в боковом кармане бумажник, сказал:
— На такси не осталось. Поедем на трамвае.
После ресторанного мрака, свечей все было другим, непривычным. Солнце, оказывается, уже село. В лиловатой мути сумерек, как в темной воде, потонули наголо стриженные лужайки, редкие кусты, дома и пушки старого форта. Только высокие, как бы парившие в высоте кроны кедров купались еще в светлоте, в медном отблеске заката. Рой огней, похожих на первые звезды в небе, казалось, не мог удержаться в том месте, где в низине тянулись улицы города, колебался, дрожал, словно бы приближаясь. И таким же смутным, как бы видимым сквозь перевернутый бинокль, показалось Реуту лицо Али. Он удивился, что различает ее улыбку.
— Смешной! — сказала она. — Вот и хорошо, что на трамвае. Лучше бы совсем денег не осталось, чтобы пешком идти. — И вдруг прильнула к нему, обхватила, приподнявшись на цыпочки, за плечи и поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую. — Вы только не торопите меня, — слышал он, волнуясь и замирая, ее шепот. — Не торопите. И от моря не отваживайте. Ведь и вы для меня не просто... Вы моряк.
Он почувствовал, как ее рука крепко обхватила его руку, потянула вниз по дорожке, к черным колоннам кедров. И он поддался, заторопился следом, чуть-чуть стыдясь, что бежит не так легко и свободно, как Аля.
Минуло лето.
Сентябрь 1944 года встретили в Портленде и потому еще в тепле, как бы в продолженном августе. Стояли без дела, в непонятном для многих ожидании, пока не подкатил однажды к причальному пакгаузу оранжевый грузовик, пока не застыл, зашипев тормозами, — большой, деловитый, строгий.
Был отлив, корпус «Гюго» осел, и огромные колеса, обтянутые ребристой резиной, возвышались над палубой.
— Приехали, — сказал Стрельчук и вышел из тени на солнце.
— За мусором? — удивился Никола. — Вот чистюли.
— Не за мусором, а рельсы варить, — сказал Стрельчук, не оборачиваясь. — Для паровозов.
Матросы, сидевшие на лючинах, разом повернули головы к оранжевой машине.
Возле грузовика расхаживали американцы в комбинезонах; от трапа к ним шел Клинцов с повязкой вахтенного помощника на рукаве белой рубашки.
— Ха! — Никола засмеялся негромко, так, чтобы не услышал боцман. — Для паровозов! Разве паровозы на пароходах ездят?
— А чего ж тогда трюмы открывали, стрелы цепляли, боцман? — спросил Щербина.
— Сам я, что ли, — отозвался, все так же не оборачиваясь, Стрельчук. — Старпом приказал.
— А сам бы и подумал прежде. — Щербина отошел подальше, к другому борту, выражая таким способом свое несогласие с происходящим.
Пример его, обычно заразительный, на этот раз не подействовал. Матросы с интересом поглядывали на причал, ожидая развития событий.
Слух о том, что «Гюго» приспособят для перевозки локомотивов серии «Е», заказанных в Америке по советским чертежам, расползся по судну из кают-компании дней десять назад. И хотя сразу нашлись опровергатели, многие склонны были слуху верить: во-первых, судно который день не грузили, точно готовя к чему-то, а во-вторых, на борту с самого прихода в Портленд не было Полетаева, чем подтверждалась версия, будто он уехал в Сиэтл, где в конторе Амторга идут жаркие дебаты, как лучше начать операцию перетаскивания паровозов с одного берега океана на другой.
Читать дальше