Владимир Жуков - Хроника парохода «Гюго»

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Я очень беспокоилась за тебя.

— Ничего, — сказал я, — обошлось. — И потом: — Ты правда вспоминала обо мне? Я все ждал, когда вернусь. Без тебя мне здесь будет...

Я видел, что мои слова застали ее врасплох.

— А... почему без меня? — прервала она и прихлопнула рукой по зеленой коже диванчика. — Я же тут, видишь?

Я понимал, она хотела бы говорить про аварию, как мы там были на обломке с Маториным. Но уже начал и не мог остановиться.

— Тебя нет, и я не знаю, где, ты.

— Сережка, похоже, ты мне сцену устраиваешь? — пошутила она.

— Пусть сцену. Каждый имеет право, — сказал я.

— На что? Интересно, на что?

— Ты стала другая.

(«Так противно дрожит голос. Слова просто застревают в горле».)

— Другая? В чем же? Ну говори. Мне интересно. — Она снисходительно улыбнулась, — В чем ты хочешь меня уличить?

(«Говорила: «Мы друзья», сколько раз говорила. А теперь не нужен. В этом и можно уличить. Я уже уличил. Но она права, она ведь могла и не говорить: «Мы друзья» — и потом, не давала никаких обязательств».)

— Сама учила, что плохо, когда люди не умеют быть настоящими. Учила ведь?

— Я и сейчас повторю. Будь настоящим. Успокойся. Сядь и успокойся. Ты похудел.

Она привстала и погладила меня по плечу. Я обиженно отстранился, но она удержала меня, и наши взгляды опять встретились в упор, как дуэльные пистолеты. Мой — дрожащий, сбивающийся с прицела и ее — безразличный, твердый, наведенный так, когда последствия выстрела не беспокоят.

(«Что она хочет убить во мне этим взглядом? Только бы не зареветь. Очень глупо заплакать в такую минуту».)

И вдруг я понял, что был для нее просто мальчик, что у нее есть другая жизнь, взрослее моей, и в нее она меня не пустит... Вырвался, отскочил, прислонился спиной к двери, как бы ища опоры. («Это все, все. Будем находиться рядом, работать рядом, встречаться, но сейчас попрощались. Словно разъезжаемся далеко-далеко, никогда больше не увидимся».)

— Зачем я пришел сюда? — сказал я тихо, так тихо, что их, эти слова, наверное, у самых моих губ было трудно расслышать. — Ты ведь сама когда-то сказала: «Тебе трудно, мне трудно — давай дружить». Теперь тебе что — легко?

— Нет, — сказала Аля, и мне на секунду показалось, что ей тоже несладко. Но это на секунду, всего на секунду почудилось и ушло, заслоненное моим собственным горем. — Хорошо, что ты пришел и мы поговорили.

Весь обратный рейс — в Петропавловск — боцман удивлялся, как быстро я выполнял все, что он приказывал: решил, что я взял особо ударные обязательства по комсомольской линии. А я просто думал. Думал и сердито, машинально работал. Как автомат.

Потом это кончилось. Я нашел решение — помалкивать, ни во что не вмешиваться попусту и за год приготовиться к сдаче экстерном на диплом штурмана малого плавания. Смешно, но тогда мне это казалось единственным выходом. Я не нужен? И мне не нужен никто...

Штурман малого плавания. Ступенька между тягинской бумагой «двеститонника» и свидетельством штурмана дальнего плавания, которое имелось у Реута, Клинцова. Морской техникум — долго, я не хотел, не мог ждать.

Ребята мне не мешали. Только Маторин, с которым нас внешне помирило победное возвращение на пароход, порой докучал. Опершись на самодельную трость (побаивался еще ходить как все; оставил костыли, которые получил в госпитале, где ему сшили порванную связку, но без палки еще побаивался), Сашка задавал серьезные вопросы про «Навигацию» или «Океанографию», которые видел у меня в руках. Он знал, что раньше я всегда занимался с Алей, а теперь сижу один, и, наверное, думал, что может заменить ее. Я торопливо делился с ним прочитанным и делал вид, что на сегодня заканчиваю, пока он не удалялся, прихрамывая, играть в домино.

Я летел через легко усваиваемые главы, через целые книги, оставляя на конец серьезное, с выводами и формулами. Мне еще нужны были впереди карты и секстан, астрономические таблицы — все то, что бдительно охранял в штурманской рубке третий — Тягин. С ним бы я не договорился — факт, надо было идти к Полетаеву. Но мне не хотелось появляться перед капитаном с просьбой, похожей на предложение создать кружок штурманской самодеятельности. Требовалось показать, что уже кое-что знаю, и я назначил себе срок, как бы экзамен: после первомайского праздника иду наверх, к капитану.

Это было уже в Ванкувере. Мы стояли неподалеку от бетонных труб элеватора, и в третий трюм нам потихоньку грузили чистенькие, с красными фирменными клеймами мешки с мукой.