Владимир Жуков - Хроника парохода «Гюго»

— И правильно сделали, что не послали. — Борис высвободил наконец руку. — Я же вам сказал, вы поняли?

— Поняла. Но зачем же вы позвали меня опять?

Ответа она не получила. Дверь распахнулась, в комнату набился народ, кто-то внес играющий патефон. Аля жалась в угол, надеялась, что Борис вызволит ее из этой ненужной им сейчас танцульки, но к нему лезли с разговорами, шумели, дурачились.

К Борису подошла молодая женщина, сказала, жалко, у него болит нога, а то бы потанцевали, и Борис согласился: действительно, жалко, и они стали разговаривать, даже не разговаривать, а так, перебрасываться фразами, и получалось, что шум вокруг и музыка им совсем не мешают; так говорят люди, которые понимают друг друга с полуслова и могут прервать беседу в любом месте и снова начать. И еще Аля заметила, как уверенна, спокойна эта женщина и как ловко сидит на ней серый с острыми плечиками костюм. Аля о таком никогда и не мечтала. И волосы красиво уложены, поднимаются от бледного лба крупными волнами.

«Я вчера была на Владимирском, — слышала Аля. — Там, Боб, по тебе скучают. Особенно Зиночка... Ты читал ее статью? Не устает доказывать, что литература должна проверяться жизнью». — «А что такое жизнь, она не пишет?» — «Это тебе Зиночка сама объяснит». — «Твои формулировки меня устраивают больше...»

Аля следила за тем, как Борис смотрит на свою собеседницу, и, пугаясь, находила в его взгляде не только интерес, но и нечто большее. Она была уверена, что Борис смотрел на эту женщину с нежностью, потому что именно такого взгляда ждала всегда сама и не дождалась.

Стало ужасно обидно, что так спешила сюда, в эту комнату, набитую книгами, волновалась, оттаивала сердцем. А тут, оказывается, своя жизнь, к которой Аля никогда не имела отношения и не будет иметь. Она где-то в стороне и нужна лишь изредка, по прихоти, и не очень ясно зачем.

Аля понимала, что надо уйти, прошагать гладкое пространство паркета до двери, но что-то держало ее, не давало сделать первый шаг. Она ловила каждое слово Бориса, каждый новый взгляд, брошенный им на женщину, с которой он разговаривал, на шумливых его друзей, и мысленно заносила увиденное в некое свидетельство своего поражения.

И стало совсем тяжело. Она понимает, что сейчас расплачется, убежит, не попрощавшись. Но все уже собираются, уходят. И голос той, в сером костюме, насмешливый и немного капризный: «Значит, решено! В отпуск едем вместе. Только если опять начнешь пропадать со своей яхтой, я тебя ждать не стану...»

«Пропадать со своей яхтой». Эти, что ли, слова навели на мысль, придали сил? С крыш капало, чавкала вода под ногами, и Аля шла, думая решительно: «Я докажу, докажу, что я ему нужней. Знаю, что ему интереснее, и буду нужной. Уже была и буду впредь. Я знаю, как поступить...»

Что за чудо эта «Омега»! Острые мачты, точно Нептунов трезубец, кажется, выросли из самого моря, из его зеленоватой пучины, осторожно проткнув осадистый, выкрашенный в черное с золотом корпус. Тугие снасти упрямо линуют небо. Даже ветер, у которого хватает мочи нести бригантину по волнам, когда она кутается в серые одежды парусов, — даже силач ветер не может справиться с певучей натянутостью штагов, фалов, лееров...

— Эй, Алферова! Замечталась?

Голос рулевого выводит Алю из оцепенения, отвлекает от монотонных движений весла в ее загрубелых, покрытых ссадинами руках.

— Раз! И — раз! И-и — раз!

Рулевой безжалостен. Звонкое «И-и — раз!» — словно кнут по усталой лошади. Шлюпка убыстряет ход, шесть весел косо, бритвами, режут воду. Аля мысленно повторяет за рулевым: «И — раз, и — раз!» Так легче вести весло вперед, а потом что есть силы падать назад вместе с ним. «И — раз...»

Когда же кончится эта пытка? Пятый день на море ни морщинки. Штиль, мертвый штиль. «Омега» дремлет на якоре, а две белые шлюпки бродят вокруг, точно ищут пропавший ветер.

— Еще разок отработаем подход к борту. А ну, навались!

Боже, вот печет солнце! Вперед — назад, вперед — назад. Истинные галерники, только что цепями не прикованы. Вперед — назад, вперед — назад...

Впрочем, если держат на судне, тоже не легче. Практиканты, осоловевшие от жары, жмутся в тень, дремлют, видя путаные, нездоровые сны. Ошалело вскакивают под зычную команду в мегафон: «Повахтенно! К левым вантам. Через марсы вниз на палубу. Бегом!» Еще хорошо, если через марсы, а то и повыше — через салинги. Теперь, правда, ничего, не страшно на тридцатиметровой высоте. А поначалу, когда впервые карабкались, екало внутри, казалось, уже не спуститься вниз на желтые доски палубы.