Владимир Жуков - Хроника парохода «Гюго»

— Мех, — сказал лебедчик в брезентовом дождевике. — Мех в тюках. Легкий.

— Да, — согласился я и только после этого заметил, как просто расправляются грузчики с тюками из грубой серой мешковины. Авторитетно продолжил: — То же золото по цене. За ленд-лиз расплачиваемся.

— За что? — переспросил лебедчик.

— По-английски «ленд» значит «одалживать», «лиз» — «сдавать в аренду». По договору американцы нам вооружение в долг дают. Провизию, пароходы. Вот и везем им мех.

Внизу, в трюме, пять или шесть дядек — пожилых, один даже с мужицкой, словно из давних лет, бородой — молчаливо раздергивали сетку с тюками. Я знал, что это нестроевые мобилизованные, встречался с такими, когда ездил с Океанской в порт на разгрузку. Тогда вид этих кое-как одетых, исхудалых людей не очень бросался в глаза — их положение было сродни моему. Но теперь, когда я малость подкормился на пароходе, когда расхаживал в прочных, как у альпинистов, ботинках и легкой цигейковой шубе, мне стало жаль работавших в трюме, и я мысленно посочувствовал им — их трудному, монотонному быту в каком-нибудь бараке за городом, странному положению призванных как бы в армию, но не солдат в форме и с оружием, оторванных от дома, от привычных деревенских забот и ежедневно, без выходных, ворочающих тяжелые ящики, бочки, мешки, которыми набиты пароходы...

Я пропустил несколько стропов и записал их наобум. Но тут стук лебедок оборвался, грузчики полезли наверх.

Оказывается, настал обеденный перерыв. Вернее, просто перерыв, потому что еды у грузчиков никакой не было. Они уселись в кружок на лючины, достали кисеты, бумагу и по очереди поклонились красной тлеющей точке трута. В воздухе потянуло густым махорочным запахом. Но им все-таки хотелось есть, я услышал, как бородатый, откашлявшись, сказал:

— А не худо бы тушенку грузить заместо мехов. Глянь, и разбился ящик какой, поели бы.

— Хо-хо! — загалдели вокруг. — А счет банкам? Известно, сколько в ящике. Сиди!

Я подошел ближе.

— Может, товарищ моряк американской сигареткой угостит? — спросил бородач, тот, что вспомнил про тушенку.

— Сигареты? — замешкался я. — С удовольствием, да вот... не курю.

Я соврал. Я считал себя прочно, на всю жизнь курящим уже целую неделю. Правда, сигарет у меня своих не было. Тем, кто пришел на пароход до начала рейса, их не выдавали, хотя по морфлотовскому пайку пачка полагалась ежедневно.

Не было своих, но я закуривал у кого придется. Мог и теперь сбегать к вахтенному краснофлотцу у трапа. Да ведь принес бы одну сигарету, выпрошенную вроде для себя, а тут желающих на десяток.

— Не курю, — повторил я и для вящей убедительности развел руками.

— Жалко, — сказал бородатый. — Баловство, конечно, эти сигаретки, но аккуратные больно, и дух приятный, ровно ладаном курят.

— А что, — спросил лебедчик, — дороги сигареты в Америке?

— Двадцать пять центов.

Цены я знал: на пароходе не раз рассказывали в подробностях, что за океаном почем.

— И без карточек, в достатке торгуют?

— В каждом ларьке.

— Не растрясло, стало быть, американцев, — уточнил бородатый. — Легко им!

— Да ить и они воюют, голова, — вставил его сосед. — В газетке постоянно печатают.

— В газетке! Какая ж им война, когда они на краю света живут.

— Стойте вы! — приказал лебедчик. — Я лучше спрошу, много ли это — двадцать пять центов, которые за пачку сигарет. Чего еще наторговать можно?

Вопрос меня напугал, но тотчас обрывки слышанного в общежитии, на барахолке, на владивостокских улицах, на пароходе стали удобно склеиваться в мыслях во вроде бы увиденное, пережитое. А грузчики смотрели доверчиво, с интересом ждали подробностей незнакомой им жизни. Ведь с отголосками ее они волею войны вынуждены были ежедневно сталкиваться: выгружать, ворочать ящики, исписанные словами непонятного языка.

— Костюм, пусть скажет, сколько костюм! Выходной, тройка!

— Погоди, хлеб почем? И это — сало, во сколько ящик ценят?

— Хорошо, сало! Пускай про сало объяснит!

Я не знал, кому отвечать. Но тут лебедчик потянулся и шлепнул рукой по высокому голенищу моих шнурованных ботинок.

— А за эти вот сколько отдали?

— За ботинки? — Я прикидывал, вспоминал. Говорили, что рабочие ботинки можно купить долларов за пять, только надо учесть, что эти высокие, как сапоги. — Девять долларов, — сказал я, — да, девять.

— А одеваются как? — не унимался лебедчик. — Вот рабочие по порту, к примеру, как мы?

— Да как? — отбивался я. — В робе. Видели: на пароходах ходят, синяя? Джинсы, комбинезоны, куртки, шляпы.