— Ты чего? — спросил Рублев, сосед по каюте. — Заболел?
— Наверно. Знобит немного.
Его, точно, знобило. Здесь, на пароходе, Сухой и все, что было связано с ним, забеспокоило сильней и строже. И уже не потерпевшие крушение люди виделись Жогову, не то, как они среди бушующего моря шарят в шлюпочных цинковых ящиках и не находят такую нужную им пищу, а он сам, стоящий перед каким-то грозным человеком, и он, этот грозный человек, спрашивал: «А вы знаете, что красть НЗ из шлюпок — тяжкое преступление? Что оно сурово карается законом?» Жогов мысленно твердил, что его окрутили, он только хотел получить свои личные, горбом заработанные деньги, но тот же грозный человек возражал: «Долг сюда не касается, не путайте. Вы, именно вы несли с парохода, а потом из порта часть НЗ из шлюпок, который затем продали на Семеновском рынке. Это хищение социалистической собственности. И вы соучастник Сухого».
Через день, намаявшись, Жогов решил открыться, пойти к капитану и все рассказать. И вдруг почувствовал, что трусит. О возможности потерять возвращенный долг он уже не думал — только о том, что не заявил сразу, и это, скорее всего, ему не простится.
Больше на берег за всю стоянку он не сходил. И когда отвалили от причала, когда начался новый рейс, не знал, куда деть себя от радости, что обошлось, пронесло, и теперь, точно, забудется, скроется, как скрылись в тумане берега Приморья. Но вдруг во время вахты в темноте третий помощник Тягин спросил его:
— А ты слышал, на «Чукотке» все шлюпки очистили? До одной! Бо-ольшое дело заварилось.
— До одной? — сказал Жогов и напугался того, как дрогнул его голос. Закашлялся. — И что... поймали?
— Кочегар, говорят, действовал. Пьянчуга, давно хотели списать. И еще какой-то, с берега, пришлый.
— Надо же, — сказал Жогов и опять закашлялся. — Надо же — из шлюпок. А если б люди гибли?
— Вот именно. Как на «Ладоге», помнишь? — Тягин замолчал, словно бы решая, говорить дальше или нет, и тихо, доверительно продолжил: — Там еще один замешан, пока неизвестный. К нам следователь приходил, из трибунала, интересовался, кто в тот день на берег отправлялся. А у меня как раз вахта, журнал ему показывал. Следователь примету сказал: в сером костюме человек должен быть, в серой шляпе и чтоб макинтош на руке... Знаешь, кто подошел? Радист! И еще...
— Кто?
— Ты, Жогов, — бухнул Тягин и засмеялся. — Ты на такой же манер, я запомнил, наряжен был. Но я говорю следователю: «Вы что, это ж наши лучшие работники. Разве можно всех подряд подозревать?» А он: «Верно, чепуха получается, У вас двое подходят, а на «Каменец-Подольске» сразу четверо». С тем и ушел... — Тягин, довольный собой, опять засмеялся. — Вот комедия! Люди по гражданскому, по-своему одеваются, а выходит — форма... Но он темнил, конечно, следователь. У него еще приметы есть. Верно?
— Верно, — согласился Жогов и вдруг вспомнил, как внимательно смотрел на него вахтенный у трапа «Чукотки». Заметил он родинку на левой щеке? Крупная, с ноготь величиной...
— Но ты ни-ни, — сказал Тягин. — Я только тебе, секретно.
Смешно, кому бы стал Жогов рассказывать об этом разговоре?
В Портленде, собираясь в город, зашел к вахтенному помощнику — отметиться, а им опять оказался Тягин, и опять услышал со смешком:
— Форму надел, Жогов? Смотри, спутают с кем-нибудь! Снова серая шляпа, серый костюм. Макинтоша только не хватает.
— Жарко, — скривился Жогов.
В первом же большом магазине он истратил все выданные на стоянку доллары — купил кожаную куртку на молнии и больше на берег не отпрашивался. Каждое утро, только проснувшись, беспокойно высчитывал, сколько еще дней осталось до того момента, когда «Гюго» окажется во Владивостоке и за ним придут, когда все на пароходе узнают, кто он есть на самом деле — старший рулевой Федор Жогов.
Ему было жалко долларов, разом потраченных на ненужную в общем куртку, и других своих денег, советских, так солидно хранимых в банке. «Конфискуют, — размышлял Жогов. — Все конфискуют. А мне — десять лет, трибунал не шутит... И следователь мог не ходить по пароходам. Либо Сухой, либо кореш его выдаст. Им-то чего меня выгораживать? На троих вину поделить способнее».
Только однажды мысли его пошли по-другому. Валяясь на койке, Жогов безучастно перелистывал «Лайф», оставленный кем-то из работавших на судне американцев, и вдруг увидел цветную фотографию: бульдозер пробивает просеку в джунглях. Внизу красовалась марка фирмы и стоял адрес: «913, Монтгомери авеню, Сиэтл».
Читать дальше