Владимир Кашин - С нами были девушки

В ответ на артиллерийский залп, эхо которого еще не утихло в окрестных горах, далеко от батареи вздрогнула земля, и сильный взрыв потряс воздух.

Командир подозвал старшину:

— Возьмите двух бойцов. Разыщите остатки самолета. Выясните, чей он… Экипаж, возможно, выбросился на парашютах. Обследуйте место падения…

Офицер отдавал приказ, а сам уже догадывался, чей самолет сбит. За то короткое время, когда бомбардировщик падал, командир убедился, что это не «фокке-вульф». Эту же мысль он прочел и в глазах старшины, который стоял перед ним навытяжку.

— Ну вот. Задание ясно?

— Так точно.

— Быстрее возвращайтесь!..

Старшина откозырял. Вскоре с автоматчиками он побежал на юго-восток, туда, где упал самолет. Глядя им вслед, командир батареи тревожно думал: «Как случилось, что вносовцы ошиблись?» Напряжение, охватившее его во время боя, уже исчезло. Он не сомневался, что поступил правильно, открыв огонь по самолету, который появился в его секторе без разрешения. «Но почему ошиблись вносовцы? И если это действительно американский «боинг», то зачем он появился здесь, да еще с бомбами?»

Было о чем поразмыслить командиру батареи!

Сигнал «Воздух», прозвучавший сначала на посту ноль девять, быстро прошел всю цепочку оповещения: через ротный и батальонный посты на главный пост командующего войсками противовоздушной обороны Румынии и молнией долетел в Москву. На нескольких оперативных схемах, от небольшой — в оперативной комнате первой роты — до гигантской схемы противовоздушной обороны территории нашей страны и государств, освобождаемых Советской Армией, возле самой линии фронта, в районе Южных Карпат, появилась еще одна синяя пометка — в воздухе вражеский самолет.

После краткого сообщения цепочка, которая связывала настороженных солдат и офицеров, от наблюдателя — ефрейтора Чайки до пожилого полковника в Москве, умолкла, замерла на несколько минут, будто оборвалась. Затем она опять ожила, пульсирующей артерией связав Москву с прифронтовым постом в далекой Румынии, но теперь ток шел сверху вниз. Москва запрашивала главный пост в Румынии, тот в свою очередь — батальонный пост Моховцева, а оттуда — посты Лаврика: «Куда исчез «фокке-вульф»? Почему нет дальнейших сообщений? Ведь не мог же самолет растаять в воздухе!»

События происходили над важным военно-промышленным объектом — нельзя было спокойно ожидать дальнейших сведений. Опытные офицеры — оперативные дежурные — знали, что такая задержка обычно оборачивается потом какой-нибудь неприятностью.

Седеющий полковник из Москвы спокойно и властно приказал дежурному в Румынии немедленно доложить обстановку в воздухе» хотя у полковника под наблюдением был весь гигантский фронт от Черного моря до Ледовитого океана и на его схеме вражеский самолет над Южными Карпатами был один из многих.

Майор с главного поста, нервничая, требовал объяснений от лейтенанта Грищука, оперативного дежурного батальонного поста.

Грищук в свою очередь мог получить сведения только от постов Лаврика, над расположением которых появился, а потом словно растаял этот самолет; кроме наблюдателя с ноль девять, его никто не успел увидеть… Случилось так потому, что в отличие от обычной дислокации Моховцеву пришлось рассредоточить посты на значительном, не предусмотренном уставными нормами расстояния. Враг под натиском советских полков быстро отступал, и войскам противовоздушной обороны приходилось прикрывать бо́льшую, чем обычно, территорию.

А Лаврик уже нажимал изо всех сил. Он не отнимал от уха телефонную трубку аппарата, соединявшего ротный пост с цепочкой постов на подступах к Плоешти, и обещал из каждого начальника поста и командира взвода Ляхова, а особенно из Давыдовой, «сделать вареную бульбу», если тут же не будет доложено, где самолет…

И вот наконец Давыдова звонким от волнения голосом прокричала Лаврику, что враг сбит зенитчиками и упал юго-восточнее поста.

Командир роты облегченно вздохнул и немедленно позвонил на БП. Цепочка опять ожила. Грищук доложил оперативному дежурному главного поста, но там уже приняли точно такое же сообщение с командного пункта зенитной части и теперь извещали Москву. На протяжении всей этой длинной цепочки солдаты и офицеры с удовлетворением передавали: «фокке» сбит. Это означало, что не сможет он сбросить бомбы на цель, что не будет бушевать пламя в нефтяных складах, не будут взлетать в воздух промыслы, корчиться в огне люди, что спасен бензин для самолетов, для танков, рвущихся к логову фашистского зверя…