Николай Логинов - Что было, то было (повести, рассказы)

Мать села напротив него.

— А что на мало отпустили-то? — спросила она и, не дождавшись ответа, начала рассказывать, как ее приняли начальники: — Обходительные, простые оба. Тебе, наверно, хорошо с ними. Тот, усатый-то, вроде посурьезней. А уж другой-то такой разговорчивый, удалой… Который из них главнее-то, Саня?

— Тот, что с усами. Он командир корабля. А второй — его заместитель, вроде бы комиссар.

— Я так и подумала — тот главней. А комиссар повсюду выводил меня — не гордый какой. «Вот на этой койке, — сказал, — отдыхает ваш сын». Уважает он тебя — сразу поняла… Потрогала я постель — мягкая… «Не солома», — говорю, а он смеется. Чисто, порядок везде… Потом показал доску с портретами самых лучших моряков. Всех переглядела, тебя искала. Нету.

— То ж отличники! — заметил Александр таким тоном, как будто это недоступно для него.

— А ты, значит, не в них? — догадалась мать.

— Нет… пока, — признался Александр. «Может, сейчас вот и рассказать ей все, все? — подумал он. — Лучше самому».

Но мать сбила его с этой мысли:

— Подводные лодки-то какие большущие! «Вон та, с кромочки, наша», — указал комиссар. Поглядела я — страх меня взял. Мой-то Саня на ней под водой плавает, думаю, а море широченное, да глубокое — не наше озеро».

— Не страшно, привыклось… А корабль прочный, надежный, — успокоил он мать.

Наталья Никитична с минуту смотрела на сына — рослого, плечистого, крепкого — и, гадая, верно ли она надумала, тихо произнесла:

— Таська-то ровно и не пара тебе, Саня…

— А ты перед отъездом видела ее, мама? — нетерпеливо перебил Александр, обрадовавшийся, что мать сама заговорила о Тасе. Он долго не отвечал на ее последнее письмо, и она тоже молчала.

— Как же! — оживилась мать. — Прибежала сама к нам. Через Галинку узнала, что я в дорогу собралась. Водой не разольешь их… Сунула посылку. — Наталья Никитична открыла скрипучую корзинку. — Вот, разверни-ко. Поди, связала что. Она на это мастерица… Так и есть. Ишь сколь ни басок шарфик-то. В полосочку, гляди-ко. И носки еще… Хитрющая! Надо же! В носках-то — на сказала ведь! — письмо. Ну, после доберешься до него. Поговори со мной, потом заторопишься…

Александр все же не утерпел — пробежал глазами по строчкам письма. Повеселел:

— Успеем, мама, обо всем перетолковать: и о колхозе, и о Галинке с Володей.

— Потише, Саня, рядом уж отдыхают, поди, — кивком показала Наталья Никитична на стенку. — Угадай, кто тебе привет передать велел?.. Андрей Иванович! Он воротился из города. Снова председателем колхоза выбрали. С ним дело на поправку пошло. «Привет ему, — сказал, — большой от всего колхоза и от меня лично. Гордись, мол, Никитична, сыном, в люди вышел». Это мне-то говорит, будто я не знаю!..

«Не такой ведь я! — чуть не крикнул Александр. — Надо же объяснить. Зачем я томлю ее? — укорял он себя. — А скажешь — расстроится. — Он представил убитую его горьким признанием мать, пожалел ее: — Нет, лучше завтра».

Наталья Никитична заметила перемену в нем:

— Почему ты, Саня, такой опечаленный? Уж не Тасеа ли я тебя огорчила? Не так сказалось, обидно?

— Нет, мама…

— А правда, если ее принарядить, чем она уступит городским, вертячим?..

— Не то… Не ладится у меня все! — Он наморщил лоб, готовясь отчаянно сечь себя.

Мать поняла это по-другому:

— Заочно любовь всегда трудная, Санушко. Вот приеду — и Тасюху утешу. А потом сам залетной явишься… Ты об ней меньше думай. Такого разве сменяет? Перво-наперво — служба, сынок: чтобы у командиров да у товарищей ты был на виду, в уваженье… Разговорилась я с хозяйкой, — Наталья Никитична снова показала взглядом на стенку и перешла на шепот: — Сын у ней в солдатах под Москвой. К нему она ездила. Мы в вагоне-то и оказались вместе. Так ей командир похвальное письмо прислал. Славный, говорит она, сын-то. Ей уж так любо…

Александру показалось, что разговор этот мать завела неспроста. Она, наверное, все уже знает. Он сидел, низко наклонив голову, и боялся выпрямиться, встретиться с ее взглядом.

А она, как нарочно, продолжала:

— Встречал меня сегодня один и еще от часового провожал к командирам… У него на плечах по две полоски золоченых, а тут — ордена. А сам невидненький такой.

— Это наш старшина, — сказал Александр, откинувшись на спинку дивана, — а на груди не ордена, а знаки отличника и классного специалиста.

— Что ж ты-то не нацепил? Забыл, поди?

— Я еще не заслужил.

— А ты заслужи, Саня. Постарайся… Приедешь на побывку красавчик такой. Таська, народ полюбуются, материнскому сердцу радость.