Марк Шевелев - Здравствуй, Снежеть!

…Баранина уже аппетитно потрескивала и кипела в казане, когда за военфельдшером подъехала расхлябанная, с треснутым лобовым стеклом полуторка. Ратушняк попрощалась с военврачом, обняла санитарок. Бедовый старшина роты носильщиков ловко выхватил из горячего казана дымящийся кусок мяса и, сноровисто завернув его в чистую тряпицу, протянул военфельдшеру: «Покормят ли на новом месте?»

…От хутора, где размещался соседний медсанбат, осталось несколько обгорелых печных труб и подобие сарая. Десяток вырванных с корнем деревьев были уложены вокруг глубокой воронки. Дальше виднелась стена палатки с красным крестом, а в самом сарае раздавались женские голоса. Ветхая дверь приоткрылась, и из сарая вышла молодая смуглолицая женщина с восточным разрезом глаз. На ее гимнастерку с мокрой головы ладали частые капли. По знакам различия Элла Федоровна поняла, кто перед ней.

— Товарищ военврач, — поднесла она руку к пилотке, — военфельдшер Ратушняк прибыла в ваше распоряжение!

— Извините, что принимаю вас в таком виде, — протянула ей влажную ладонь военврач, — наши девочки неожиданно обнаружили целую бочку дождевой воды. Как тут было не воспользоваться? Да, я не представилась. Капитан Габидулина. Вне службы просто Галия.

Трудно было поверить, что в этом сожженном дотла степном донецком хуторе сохранилась нетронутой целая бочка мягкой дождевой воды. Она стояла в углу полуразвалившегося сарайчика. Над бочкой на ржавом гвозде качался обрывок такой же ржавой трубки, которая, очевидно, выходила раньше на крышу под водосток.

— Не упускайте случая, — посоветовала Габидулина, расчесывая роскошные иссиня-черные косы, — сейчас девочки принесут свежую простыню и мыло…

Домывались при электрическом свете от медсанбатовских аккумуляторов. Потом вместе ужинали бараниной. Спать легли в палатке, откинув полог.

— Какие здесь огромные звезды! — восхищалась Габидулина, глядя в ночное бархатистое небо.

— Да, звезды у нас большие, южные, — задумчиво ответила военфельдшер.

— Вы местная, из Донбасса? — поинтересовалась Габидулина.

— Из Мариуполя.

— А я из Казани, — вздохнула Галия. — Там у нас звездочки поменьше, но такие же яркие.

Среди ночи их разбудили. Притащили разведчика, подорвавшегося на мине. Через пять минут все были у операционного стола. Оперировала Габидулина, ей помогала Ратушняк. Когда же за свою работу принялись санитары, женщины вышли из палатки.

— Ну что? — кинулись им навстречу друзья разведчика, ожидавшие исхода операции.

— Полежит немного у нас, — сказала Габидулина, — а потом надо в госпиталь отправлять.

— Ну мы наведаемся утром, — пообещали разведчики и растворились в темноте.

Военврач и военфельдшер стояли во мраке, прислушиваясь к звукам ночи. В сотне шагов от них, за печными трубами сожженного хутора, начиналась передовая. Там шла сейчас скрытая, невидимая работа. Все оставшиеся в живых из состава стрелкового полка, взявшего этот безвестный хутор вчера с пятой атаки, зарывались в землю. К медсанбатовской палатке долетали приглушенные звуки, тупые удары заступов, лопат, шуршание осыпающейся сухой земли…

— А вы ловкая, — вполголоса сказала Габидулина напарнице, — и раньше, видно, работали операционной сестрой.

— Была практика, — уклончиво ответила женщина.

На немецкой стороне бледным, мертвенным светом вспыхнули ракеты. Затем заговорили пулеметы. Что-то всполошило фашистов.

До самого рассвета противник не мог успокоиться, а с первыми лучами солнца над обугленным хутором закружился корректировщик — двухфюзеляжный «фокке-вульф», так называемая «рама». Все замерло в траншеях и окопах. Никакого движения. Серые каски и гимнастерки слились с серой потрескавшейся землей. Но разведчик все гудел в утреннем прозрачном небе, что-то внимательно высматривал внизу, на опустошенном огнем и металлом пятачке. Наконец корректировщик ушел, и сразу же начался артобстрел.

В медсанбате появились первые раненые, а когда немцы пошли в контратаку на оставленный ими вчера хутор, раненых становилось все больше и больше. Тяжелые лежали в обеих палатках, в операционной негде было повернуться. Габидулина нервничала, поджидая машину или повозку. Не выдержав, врач оставила вместо себя Ратушняк, а сама помчалась добывать транспорт.

Бой приближался. Несколько шальных осколков уже пропороли брезентовый купол палатки. Забинтованные бойцы с надеждой поглядывали на военфельдшера.