Анатолий Чехов - Чёрный беркут

Надо обязательно повидаться со следопытом Амангельды. Далеко еще Якову до Аликпера и Амангельды. А без их знаний и умения не выполнишь самого пустякового задания. Вооруженные контрабандисты — не горные козлы. «Шарапхан из своего маузера в темноте на звук без промаха бьет», — вспомнил он слова Карачуна.

Еще бы не бить, когда каждая банка опия сто пятьдесят тысяч рублей стоит! Носчиков у таких главарей, как Шарапхан, иной раз больше десятка. Посчитай, сколько это денег стоит! К тому же еще за спиной Шарапхана Таги Мусабек-бай — хозяин. Говорят, что кроме Шарапхана у Мусабека главарями Чары Ильяс, Джафархан, Атагок, Анна... Всего лишь неделя, как приехал сюда Кайманов, но узнал уже десяток имен бандитов. «Да, Ёшка, — мысленно назвал он себя на курдский лад, — нелегкое дело свалилось на тебя. Будешь теперь отвечать за каждого контрабандиста. А попробуй уследи, если они через границу толпами прут».

— Вы получили боевое оружие, — снова заговорил Карачун. — Но главное не в этом. Винтовка нужна, когда перед вами явный враг. Гораздо опаснее — скрытый. Не забывайте об этом. У нас тут, на границе, уже есть товарищества по совместной обработке земли, создаются первые колхозы. Враги распускают о них нелепые слухи. Кое-кто верит слухам. Есть семьи, которые даже собираются уходить за кордон. Помимо меткой стрельбы по врагам, мы должны учиться попадать словом в душу человеку. Пограничник обязан знать каждого, кто живет в пограничной зоне, чем дышит, что думает, какое у него настроение; должен помогать людям разбираться в обстановке, не оставлять никого в трудное время, а когда надо — потребовать ответа.

С некоторой торжественностью произнеся эти слова, Карачун сел в общий круг. Начался непринужденный разговор, из которого Яков понял, что Федор Афанасьевич не первый раз приходит к рабочим, что в сенокос и жатву пограничники помогали недавно организованному товариществу, председателем которого стал Балакеши, и что уже не однажды рабочие-ремонтники участвовали в поисках на границе, помогали пограничникам.

Карачун и Дзюба, попрощавшись, уехали, а Яков долго еще раздумывал о том, как ему организовать работу бригады содействия. После обеда он возил с Баратом гравий, то и дело поглядывая на своих товарищей.

Солнце, опускаясь к зубчатым вершинам гор, в упор освещало бурые их склоны, людей, цепочкой растянувшихся вдоль израненной ручьями и потоками дороги, лошадь и телегу, раскинутый неподалеку палаточный городок. Теперь это не только ремонтная бригада, но и боевая единица. Днем люди бригады закрывают бреши и промоины в дороге, ночью должны с оружием в руках закрывать бреши на горных тропах.

Насыпая гравий в телегу и подвозя его к промоинам, Кайманов прислушивался к разговорам. Балакеши, выравнивая полотно дороги, рассказывал о самых известных в этих краях контрабандистах. Все его слушали, временами прерывая рассказ возгласами и репликами.

— Кто такой Чары Ильяс, Балакеши? — сгружая гравий, спросил Яков. Он все еще никак не мог привыкнуть к имени председателя товарищества по совместной обработке земли: «Балай» — ребенок, «Кеши» — человек. Выходит, «Человек-ребенок». В переводе — бессмыслица. Но ему известно было, что у туркмен и азербайджанцев иной раз встречаются совсем неожиданные имена. Например, родился ребенок утром, дают ему имя Гюньдогды — «Солнце взошло», родился зимой — Карягды, то есть «Шел снег». А, например, Амангельды, по-туркменски значит «Счастливо пришел»: ждали ребенка, благополучно родился, назвали Амангельды.

Услышав, что Кайманов не знает, кто такой Чары Ильяс, Балакеши в изумлении поднял кверху густую, черную, подбритую на челюстях угловатой скобкой бороду, зачмокал губами и укоризненно покачал головой:

— Ай, Ёшка, все тебе о нем расскажу. Чары Ильяс за терьяк луну с неба достанет, по штыкам пройдет, в ухо верблюда влезет. Второй год через границу ходит, никто не может поймать. Нет человека, который поймал бы Чары Ильяса.

— Если поймать не могут, как знают, что ходит? — резонно возразил Яков.

— Люди знают, — уклончиво ответил Балакеши. — Носчики-терьякеши говорят: «Был Чары Ильяс». Сам он никогда не попадется.

— Ты его видел?

— Как не видел. До того как Чары Ильяс за кордон убежал, видел. В ауле Гиями. Он баем был. Только баи редко терьяк курят, а Чары Ильяс курит. Ростом мал, худой, силы нет, здоровья нет, а поймать никто не может — шибко хитрый. Соберет носчиков и пускает через границу по два, по три. Ага, прошли! Тогда сам идет. Задержат двух-трех, ведут на заставу, он за их спиной проскочит. Прорыв сделает через Мер-Ков или у Ходжа. Здесь его и ждут. А он полмесяца по пескам бродит, обратно у Карагача пройдет. Сколько пограничников ни ставь — как ручей в песок. Был Чары Ильяс, и нет его. Уж и люди его видели, и след найдут, а схватить не могут. След так запутает, ничего не поймешь. Халат на пиджак сменит, женскую одежду наденет, пройдет.