Анатолий Чехов - Чёрный беркут

— Скорей бы, Яша. Хочется пожить по-человечески. Гришатке скоро в школу. Не все же время на границе сидеть. За твою удаль того и гляди кто-нибудь в окно стрельнет...

— До весны осталось всего ничего. Цыган говорит: декабрь, январь, а тоди и май... Весной, может, и переедем.

Он наклонился и еще раз поцеловал жену, стараясь скрыть от нее досаду. Ольга давно мечтает купить половину глинобитной хибары, которую можно было бы назвать домом, «пожить как люди»: по утрам провожать мужа на работу, в конце дня — встречать, устроить сына в школу, растить дочку. Не раз говорила, что неплохо бы завести кур и гусей, держать где-нибудь в закутке поросенка. Таким, наверное, и представлялось ей семейное счастье. Ему же всего этого мало. Ему нужны горы, Дауган, граница, хотя дороги для него и дом, и дети, и сама Ольга.

По-своему жена права. От такого мужа, как он, в хозяйстве толку мало, в супружестве мало радости. И все же семья у него есть, ребята хорошие, жена — он знал это — любит его, прощает то, что другая бы ни за что не простила.

— Спасибо тебе, Оля, что ты такая, — с нежностью проговорил он, удерживая вспыхнувшую от непривычной ласки жену.

Радостные глаза дочки, счастливые — жены, серьезные — сына Гришатки, выглядывавшего из-под стола, он будто видел перед собой и в темноте, когда ложился спать, когда шепотом вел долгую беседу с Ольгой о будущем переезде в город.

На следующее утро он встал чуть свет. Привычно закинул за спину мешок с продуктами для бригады, попрощался с женой и снова отправился в горы.

Не дойдя с полкилометра до пещеры, где лесорубы устроили свой стан, неожиданно встретил Амангельды и Барата.

Поначалу он даже не узнал следопыта: уж очень необычным показалось его появление в такое время, когда в горах еще было много снега. Но в гости к ним приехал действительно Амангельды.

«Уж не на границе ли что?» — мелькнула мысль.

— Салям, Барат! Коп-коп салям, Амангельды! — приветствовал Яков друзей, вспоминая, что положила ему с собой Ольга и есть ли чем достойно угостить дорогого гостя.

— Салям, Ёшка, — испытующе глядя на него, ответил Амангельды. Барат пробормотал что-то невнятное и отвернулся.

— А где Мамед, где Савалан? — спросил Яков. Едва окинув взглядом склоны гор, он сразу понял, что после бурана заготовка дров не возобновлялась.

— А, Ёшка! — в сердцах сказал Барат. — Мамед и Савалан тоже домой пошли. Надо, говорят, немножко отдохнуть, очень устали.

— Но они могли отдохнуть и в гавахе!

— Не могли они отдыхать в гавахе. Я их не пустил туда.

— Слушай, Барат, говори яснее, а то я что-то не понимаю, почему Савалан и Мамед не могли отдыхать в гавахе? Почему ты стоишь здесь? Почему не зовешь к себе нашего дорогого гостя Амангельды, не разжигаешь костер, не угощаешь чаем?

— «Почему, почему»! — взорвался Барат. — Иди в гавах, сам смотри почему!

— Амангельды-ага, — обратился Яков к следопыту. — Если Барат тебя не зовет, пойдем, дорогой, я тебя зову. Скажи мне, что случилось?

— Иди, Ёшка, один, — махнул тот рукой. — Никто тебе ничего не объяснит. Сам разбирайся...

— Ну тогда хоть отсюда не уходите, пока разберусь. Надо же поговорить.

— Ладно, Ёшка, поговорим...

Еще раз оглянувшись на Барата и Амангельды, встревоженный и взволнованный необычной встречей с друзьями, он зашагал к гаваху. Издали увидел на темных скалах у его входа отсветы костра.

Он уже начинал догадываться, в чем дело, хотя еще не верил в возможность того, что предполагал.

Согнувшись вошел в гавах. У ярко пылавшего костра стояла Светлана, в лыжном костюме, разрумянившаяся не то от мороза, не то от волнения. Он остановился, пораженный и удивленный внезапностью встречи. Как она сумела добраться сюда, в горы, зимой? В поселке не была. Значит, шла не той тропой, по которой поднимался он сам. Значит, Амангельды провел ее каким-то другим путем, несомненно более трудным, более опасным.

— Яша!.. — Светлана шагнула ему навстречу и, обвив его шею руками, стала целовать губы, глаза, обветренные скулы, успевшие со вчерашнего дня покрыться жесткой щетиной. Чувствуя, что в глазах темнеет, а земля будто уплывает из-под ног, он бессознательно отвечал на ее поцелуи.

Все было так неожиданно, так стремительно, что оп ничего еще не успел ни осознать, ни обдумать, отдаваясь первому порыву. Будто не он, а кто-то другой видел сейчас в отсветах костра полузакрытые глаза Светланы, ощущал ее по-девичьи гибкое тело, слышал ее шепот:

— Думала, уеду, забуду... все пройдет... Ничего не прошло... Не могу без тебя... Никому тебя не отдам... Знаю, что и сам любишь... Мучился... ждал... Как тяжело было, Яша!.. Узнала, что хотел застрелиться, поняла, если бы была с тобой, такого никогда бы не случилось. Видно, от судьбы не уйдешь. Вот снова нашла тебя, и никакой тяжести на душе. Все легко... Что же ты молчишь?..