— Нет, пока свяжите его. Подождем до утра.
— Чего ждать, и так все ясно, — проговорил Дворжак.
Но Ушьяк снова склонился над столиком и не ответил.
Старика связали веревкой и бросили за палатками под деревом, а конец веревки привязали к стволу. Папрскарж был так потрясен, что начисто утратил способность говорить.
Постепенно он превозмог в себе смятение. В чем его обвиняют, напряженно думал он, но так и не находил ответа. Он только понял, что речь идет о встрече его с Гайдучиком и Томашем на перекрестке дорог. Но что из этого?
Папрскарж припомнил совещание на Мартиняке, во время которого решалось, кто пойдет на встречу с ними. Штаб послал Гайдучика и Томаша на участок Главата, Мезиводи, Била проверить информацию о размещении гарнизонов карателей. Потом они должны были прийти на перекресток и встретиться там с Граховецем. Между тем возникло подозрение, что за Граховецем следят, и тогда надо было Гайдучику и Томашу идти прямо на Кнегиню. Предупредить их об этом было не так-то просто, потому что на дорогах патрулировали немцы, словно готовясь к какой-то крупной операции.
Ушьяк объяснил Папрскаржу его задачу, но довольно нерешительно, видно было, что он колебался — посылать ли именно Папрскаржа. При этом разговоре был и Дворжак. Он предложил весело:
— Слушай, Янко, а может, нам самим прогуляться туда?
Ушьяк рассмеялся, возможно, он был бы и не прочь.
— Ого, — откликнулся Папрскарж, — без документов вас бы тут же сцапали как миленьких!
А по дороге он подумал, что это вдруг пришло в голову этому Дворжаку. Ведь Ушьяк командир. На нем большая ответственность, и он принадлежит не только себе…
Папрскарж встретил на шоссе два патруля. Первый не остановил его, а второй лишь поинтересовался, кто он и куда идет, но документы не проверил. На перекрестке Папрскарж спрятался в редком лесочке, откуда хорошо просматривалась местность. Гайдучик и Томаш пришли с опозданием… Они громко пререкались. Папрскарж знал, что они терпеть не могут друг друга, и был очень удивлен, что их послали вместе. Ему пришлось сделать парням серьезное внушение — ведь на каждом шагу подстерегала опасность. Он передал им приказ и пошел своей дорогой. Больше ничего он о них не знал.
Тщетно Папрскарж ломал себе голову. Не могли же Гайдучик и Томаш сообщить о нем что-то плохое. А может, они не поладили и подрались? Вполне возможно… А может, немецкий патруль задержал их, ведь они вели себя так неосторожно?.. Да кто тут что поймет!.. Хоть бы сказали человеку толком, за что его хотят казнить!
Он совсем пал духом, вспомнив, что его завтра расстреляют. Перед его глазами возникло лицо Вавржика. «Расстрелять?» Смотри ты — расстрелять и готово! Какой-то Вавржик! Кое-кто из ребят знает его с прежних времен, а сам Вавржик не любит тех, кто знает его прошлое. А пан Дворжак смотри какой! Еще тогда, в рожновской гостинице, куда его привел Ушелик, чтобы переправить потом через границу, не понравился ему этот Дворжак, хотя Папрскарж не мог бы сказать, почему он ему так не нравится…
Папрскаржа охватило чувство жалости к самому себе. Он вспомнил Милушку и ее предостережение, чтобы он ни во что не впутывался. Фашисты держали его за решеткой, а свои собираются казнить. Проклятая жизнь!
Он думал, что эту последнюю ночь проведет без сна, припоминая всю свою долгую жизнь. Он никогда бы не поверил, что перед казнью можно уснуть. И все же он уснул крепким сном, лежа под большой сосной.
Разбудили его ранним утром. На траве лежал легкий иней, воздух был росистый, мокрый, на дереве попискивала синичка. Караульные развязали веревки, но встал он с трудом, так как за ночь у него совсем затекли ноги. Его пришлось поддерживать. Он трясся от холода и старался унять дрожь, чтобы не подумали, что его трясет от страха. Он знал, что его ведут на казнь.
Его привели в домик Зетека. Там сидел сонный Ушьяк в белой расстегнутой рубашке, почесывая волосатую грудь. На столе перед ним желтоватым умирающим огоньком светила керосиновая лампочка. На лавке у печки сидел Гайдучик, по уши забрызганный грязью, мокрый, сморкался, кашлял и ругался.
— Ну и порядочки, пропади они пропадом, — хрипел он со злостью. — Где мой карабин, патронташ, мешок… все?
— Да ладно, найдем что-нибудь, — устало отвечал ему Ушьяк.
— Что-нибудь?! Я хочу все!
Ушьяк вдруг рассердился, стукнул ладонью по столу:
— Так что же, командир должен идти искать твои вещи? Ведь всегда так было, что ребята после смерти товарища разбирали его вещи! А что еще с ними делать — музей устраивать, что ли? Да ты и сам забрал вещички Забойника, ведь так? Чего же ты упрекаешь нас?
Читать дальше