Олдржих Шулерж: Всегда настороже. Партизанская хроника

Сурын только этого и ждал. Он быстро зашел за дом и, как заяц, помчался вниз по склону.

А ведомая Янеком цепочка двинулась в путь.

Луна еще не взошла, но звезды уже сияли. Они словно примерзли к стеклянному небу. Заснеженные склоны отливали голубизной.

Горнянчин вел незнакомцев наискось по склону, обходя стороной хутора. Обогнул и деревню Сенинку. Перейдя по обледеневшей доске речку Сеницу, они снова стали подниматься в гору.

Вошли в лес. На деревьях — снежные подушки. С веток елей свисают сосульки — днем их пригрело солнышко. Тишина. Лес как заколдованный… Но вот дунет ветерок — и снег посыплется с ветвей серебристой завесой.

На противоположном склоне остановились. Повалились под деревья, сраженные усталостью. Вытаскивать ноги из снега, хотя они и ступали по следу Горнянчина, было нелегко. Достали хлеб, сало. Янеку тоже отрезали изрядный ломоть. Жевали и с восхищением смотрели на него: ведь он шел по глубокому снегу первым, опираясь на свой посох, а они с трудом поспевали за ним.

Янек поднялся и снова зашагал вперед. Все послушно двинулись за ним. Янек вел их по лесу, а сам думал о зверье и птицах, которые уже спали. Он знал, где их гнезда и норы, и тревожился, как они перенесут такой большой мороз. Он вел ночных гостей разбойничьими тропками, а мысли его были далеко-далеко.

Янек не спрашивал этих людей, кто они, куда идут и зачем. Не спрашивал ни о чем, молча привел их к дому Уймискаров.

Когда Янек постучал в окно, залился лаем пес.

Незнакомцы едва держались на ногах — глубокий снег доконал их. Они привалились к стене дома, а их главный подошел к Янеку и, показав на дом, спросил:

— На этого можно положиться?

Янек только сверкнул глазами.

— Старый или молодой?

— Старый-престарый, — ответил Янек с насмешкой. — Сам увидишь. Весь сморщенный, как печеное яблоко. Он уж и сам не знает, сколько лет живет на свете.

Дверь открылась.

— Ну что, Уймискар, впустишь нас? Это я, Горнянчин.

— Янек! Что ты тут потерял? Ну входи!

Это был молодой Уймискар. Высокий, широкоплечий, лет пятидесяти.

— Да нас тут много.

В ответ из сеней послышался голос старого Уймискара:

— Мы пускаем переночевать каждого. Не прогонять же путников с порога.

Узнав, зачем они пришли, старый Уймискар решил:

— Ну что ж, переспите, иначе вам не дойти. Завтра до вечера побудете у нас, а ночью парень мой вас переведет.

— Через Макиту не пройти, — размышлял молодой Уймискар. — Снегу много. Скорее, через Папайскую седловину.

— Можно и через Папайскую, — поддержал старик.

Незваных гостей уложили спать на сеновале. А их главный, прежде чем залезть туда, немного смущенно сказал Горнянчину.

— Хочу поблагодарить вас. Вы помогли доброму делу.

— Не один ты такой, — ответил Янек. — А на будущее запомни: бей только тогда, когда нужно. Береги силу для врагов.

Его спутники уснули, а Янек уселся с хозяевами за стол.

— Где сейчас рубите? — поинтересовался Янек.

— Рубили в Темной пади, — ответил молодой Уймискар, — и, знаешь, скажу тебе, правильно ее называют, там и днем темно, словно ночью.

— Вы и за нее принялись? — удивился Янек, который знал, какое гиблое место эта Темная падь.

Впрочем, чему же удивляться — они ведь и каменную пустошь у своего дома расчистили и приспособили под посев. Ведь уже вошло в поговорку, что если и есть места, где одни только камни растут, так это Уймискарова пустошь. А они теперь хлеб растят на ней. Старый Уймискар — вдовец, а сын — холостяк. Так они и живут вдвоем, крепкие как камни.

— Видишь, оживают наши горы, поднимаются люди, как в прежние времена, — промолвил старый Уймискар, возвращаясь к начатому разговору. — Попомните, что говорит вам старый валах [1] Валах — житель Валахии, восточной части Моравии. : соберется народ с силами и покажет себя. Дождутся паны — сорвет он с себя ярмо.

— Да уже сорвал, — подхватил младший Уймискар. — Погодите, вот как почуют люди, что ружьишко у них в руках, — прощай тогда страх перед господами! Кто живет в горах, тот не поддастся.

Старый Уймискар поднял седую голову.

— Я тоже когда-то бродил по лесам, — начал он вспоминать, и в его запавших глазах вспыхнули огоньки. — Но это было давно, в те лихие и славные времена! Ох, давно!

На закопченной стене висят картинки. На них изображены разбойники. Немало их тут, этих названных братьев — и конных и пеших, — у каждого в поднятой руке обушок или пистолет; карабины позолочены; фляжки, пояса, темляки — из тисненой кожи; топорики украшены насечкой, рубахи вышитые, на боку сумки, в глазах огонь… А впереди на коне их атаман…