Александр Хренков - Ленинградские тетради Алексея Дубравина

— Намеренно?

— Уверен, что так.

— Так кто же он такой?

— Гражданин Союза с 1939 года. Выходец из Западной Украины. Высшее образование получил в Италии, в Болонском университете. Студентом участвовал в манифестациях «чернорубашечников».

Мне стало вдруг зябко. Побежали холодные мурашки, и кожа на руках покрылась гусиными пупырышками.

Поправив на глазу повязку, подполковник Бусырин заключил:

— Будь ваш организм немного слабее, исход поединка был бы, конечно, трагическим.

Теперь мне стало почему-то жарко.

— Я могу с ним встретиться?

— Едва ли, — ответил Бусырин. — Следствие закончено.

В последний день моего пребывания в госпитале ко мне нагрянул Пашка.

Пашка — военный? Да. В новенькой форме младшего лейтенанта, в пилотке с красной звездочкой, в скрипучих ремнях, с кобурой, в хромовых пыльных сапогах. Стал передо мной навытяжку, левую руку опустил к бедру, точно солдат-новобранец, правую вскинул к пилотке и, щерясь до самых ушей, громко, с охотой отчеканил:

— Товарищ капитан! Младший техник-лейтенант Трофимов через восемь часов отправляется в часть. Прибыл проститься.

— Честное слово, Павел?

Опустив руку и продолжая щериться, прибавил:

— К дьяволу! Сотни самоходок наклепал для фронта — надо же проверить их качество в бою. А то, пожалуй, не успею. Медаль «За трудовую доблесть» хороша, а где же, спросит сын, медаль «За боевые заслуги»?

Рассмеялся.

— Все-таки отпустили?

— Три заявления писал — на четвертое ответили. Два месяца потогонных курсов — и вот вам, извольте, готовенький младший техник-лейтенант. Лейтенантского во мне, сам понимаешь, одна кобура да ремни, но танковым техником, видимо, сумею. Танки — любовь моя и ненависть.

Мы вышли во двор.

— Я тоже сегодня выписываюсь. Провожу тебя?

Пашка решительно возразил.

— Почему?

— Ты должен оставаться здесь.

— Ясно. Третий будет лишним?

Он, не ответив, ухмыльнулся.

Сели за стол под кустом черемухи. Вспомнили Юрку (он теперь в Эстонии), помянули добрым словом Виктора, Андрея Платоновича. Я рассказал ему свою историю с Кайновским.

— Везет же тебе на всякие истории! Мне вот не везет на драки. Потому и спешу. Может, там научусь находить себе противников.

Я не понял, о чем говорил озабоченный друг. Драться Пашка умел, в спорах обычно не сдавался. Возможно, вынашивал новую идею?

Снял пилотку, положил на стол, серьезно сказал:

— Вот мы толкуем: зло и добро. Со злом надо бороться, добро — поддерживать. Против чего, собственно говоря, надобно бороться?

Я не мешал ему. Он, теребя пилотку, продолжал:

— В сущности, каждый уважающий себя человек должен, как азбуку, знать всего лишь две простые вещи. Во-первых, надо знать, что ты обязан всю жизнь поддерживать, и, во-вторых — с кем, против чего ты будешь драться. И знать это надо конкретно, видеть — отчетливо и ясно, как эту вот суконную пилотку. Ты человек военный, солдат. А что для солдата главное?

— Видеть свою мишень и целиться в яблочко.

— А что главное для пропагандиста?

— То же самое: прицельный огонь по противнику.

— Вот! Знать, кому и в какое место влепить сокрушительный удар, чтобы к чертовой бабушке рассыпались все его тезисы и аргументы. В щепки, понимаешь?

— Ты что же, не знаешь этой истины?

— А ты — так уж и постиг все в совершенстве?

Мы не спорили. В кустах гомонили птицы. Пашка посмотрел на ветки деревьев, на скворечник, кем-то подставленный этой весной, глянул в безоблачное небо.

— Ты не забыл математику? А я решил подзаняться ею.

— Зачем?

— Затем, что математика — одна из основ мироздания. Первая — сама материя, вторая — ее структурная форма. Количественные сочетания атомов, молекул, их скоростей и энергий, подчиненные строжайшим законам. От атома до галактики — все математика.

Я покачал головой. Пашка продолжал:

— Нормальная температура тела — тридцать шесть и восемь десятых градуса. Если человек захворал, температура повышается. Вот и спросим себя: нельзя ли вычислить зависимость температуры от окружающей среды и влияний микробной активности? Или с помощью математических расчетов точно поставить диагноз — грипп, малярия, либо там египетская лихорадка?

— Эх, куда тебя занесло! Ты фантазер, мой друг, безудержный фантазер.