Тамара Сычева - По зову сердца

Уснули мы поздно.

Весь следующий день я провела на стройке. Аня повела меня на свой объект, познакомила с людьми, со своей работой. Знакомство со стройкой произвело на меня большое впечатление. Но больше всего меня восхищала сама Аня. Так же спокойно и уверенно, как когда-то уничтожала танки, она командовала теперь на своем участке огромной стройки.

По окончании войны мы все, однополчане, разъехались, не заручившись адресами многих товарищей. У некоторых из нас за годы войны не стало адреса: люди теряли родных, близких, дом, где жили раньше.

Потеряла адрес и я. Дом в Крыму, откуда эвакуировались родные, был разрушен бомбой, квартиру во Львове разграбили, растащили во время оккупации, да я и не собиралась туда возвращаться. И потому адреса своего будущего не знала. Так связь с однополчанами была прервана.

Но в душе каждого из нас навечно сохранилась фронтовая дружба.

Прошли годы, и мне очень захотелось повидаться со своими боевыми друзьями. Первым «нашелся» Фридман. Он писал, что живет в Ленинграде, работает на заводе «Электросила», как и до войны.

Получила письмо от Гали, тоже из Ленинграда. И решила побывать у них.

В Ленинград мы приехали с Трощиловым под Новый год. Радушно встретил нас фронтовой товарищ, бывший начальник штаба Фридман. Он оказался таким же энергичным и жизнелюбивым, каким мы его знали на фронте.

В этот вечер за новогодним столом мы вспоминали трудные, незабываемые дни войны, пели фронтовые песни. Потом Фридман рассказал нам, как он вернулся в Ленинград, на свой родной завод, на котором вырос. Работы после войны было много, каждому пришлось трудиться за четверых.

— Сейчас мы выполняем ответственные задания, — говорил он, — и я счастлив, что работаю на таком крупном первоклассном предприятии, как наш завод, и тоже являюсь винтиком его могучего механизма.

На другой день я встретилась с Галей. Она возмужала, пополнела и как будто даже выросла. Рассказала, что, вернувшись с фронта, сразу продолжила прерванную учебу, получила высшее образование и преподает в институте английский язык.

— Сейчас, — сказала она, — гляжу я на эту веселую студенческую молодежь и часто думаю: счастливая у них молодость. Они смогут отстоять право на жизнь, на мир без войны.

Полулежа в откидном кресле пассажирского самолета, я рассеянно смотрела на плывущие за окном легкие снеговые облака. Волновала предстоящая встреча. Пятнадцатилетняя разлука не стерла из памяти четырехмесячной суровой фронтовой дружбы.

Десять лет упорных розысков — и вот вчера наконец письмо с адресом Саши Ниловой. Она во Львове. Сегодня, через несколько часов, мы увидимся…

Широкая лестница. Большая массивная дверь. Звонок, быстрые шаги, и передо мной такая же, как и была, стройная, с лучистыми глазами, но уже с серебринкой на висках — Саша.

— Вам кого нужно? — спрашивает она, всматриваясь в мое лицо.

Не сдержав порыва радости, я бросилась ей на шею. Ошеломленная, она потянула меня в комнату, к свету.

— Кто вы такая? — старалась узнать она.

Я засмеялась.

— Сычева! — закричала Саша на всю квартиру. — Тамара! Тамара! Ты жива? — радостно обнимала она меня. — А я последнее время почему-то часто думала о тебе. Не знала, жива ли ты? Как же ты меня нашла? — суетилась она, стаскивая с меня шубу. — Ой, как замечательно, что мы встретились!

Но ты очень изменилась, Тамара, — разводила Саша руками, удивляясь моей полноте. — Это ведь болезненность, у тебя нарушен обмен. Сердечко надо подлечить, сердечко. — Покачивая головой, она вспоминала: — А ведь какое у тебя было здоровье! Я как-то выслушивала твое сердце и восторгалась — стальное было. Ну ничего, положу в нашу клинику, полечу. Садись, — отбрасывала она вышитые подушечки, усаживая меня на диван.

— Десять лет я тебя искала, и только приехала, а ты меня уже в клинику хочешь класть, — засмеялась я.

— Не пугайся. Это когда-нибудь. А сейчас рассказывай о себе все, все, я ведь ничего не знаю. Тогда, после госпиталя, я от тебя только одно письмо получила, и то в стихах. Еще помню, всем вслух читала. А больше ни строчки, как в воду канула. Но кто-то мне сказал потом, что ты воюешь на Крымском фронте. Я поверила. «Тамара такая — если немцы в Крыму, обязательно их гнать из своего дома будет», — подумала я тогда. Где ты после госпиталя служила, расскажи.

— Сейчас, Саша, так не хочется говорить о войне, о пережитом, — вздохнула я, глядя, как отражается в полированной крышке рояля стоявший на нем аккордеон. «Ведь Саша любит музыку, — вспоминала я, — и сама хорошо играет».