Тамара Сычева - По зову сердца

— Да, — засмеялся Зобин.

В этот вечер, в неуютной по-холостяцки халупе Трощилова, мы с «братом» допоздна сидели над кружками давно простывшего чая. Утомленный Трощилов давно уже спал, а мы все вспоминали тяжелые минувшие дни.

— Маня погибла в Крыму, — горько вздохнув, сказал Зобин.

— Что ты! — вскрикнула я.

— Где-то в Советском районе. Ее выбросили в сорок третьем году на связь с подпольщиками Керчи. Долго ждали ответа от нее, но так и не дождались. Подробности ее гибели остались неизвестны, но ясно, что она погибла, иначе бы пришла на явку.

— Бедная Маня… А зачем ее вторично туда забросили? — с упреком посмотрела я на «брата».

— Она сама просилась. Я как раз в это время был там в штабе, тоже готовился к прыжку к партизанам. Потому и знаю. Выбросили — и все, — прочесав пальцами взъерошенный рыжий чуб, грустно закончил «брат». — А Луиза жива.

— Откуда ты знаешь?

— Случайно. Недавно ехал я из Москвы в поезде и вижу, в соседнем купе едет полковник летных войск, дважды Герой Советского Союза. Лицо его показалось мне знакомым. И кто это оказался, как ты думаешь?

— Неужели Свинцов?

— Он. Я подхожу, говорю: «Товарищ полковник, не узнаете?» Сначала всмотрелся в меня, потом стал обнимать.

— Ну и что? — нетерпеливо перебила я «брата». — А как Луиза? Что с ней потом было?

— Она еще с неделю работала в Симферополе. А потом как-то утром ей принесли из штаба телеграмму от «отца» из Парижа. Старый Фальцфейн писал, что выезжает в Симферополь. В эту же ночь наша Луиза ушла в лес, оттуда ее переправили на Большую землю.

— Значит, она потом встретилась с Анатолием?

— Конечно. Сейчас они живут в Свердловской области. Она работает в театре, кстати, как и я, секретарь партийной организации.

— Что ты? — удивилась я. — Вот не похоже на Луизу. С ее характером…

— Да, Анатолий рассказывал, что она по-прежнему такая же живая и веселая; правда, тяжелая работа в разведке не прошла даром. Болеет сердцем, но театр оставить не хочет. У них ребенок.

— Да-а, — вздохнула я, прихлебывая остывший чай. — Но Маня… Как мне жаль Маню!

На следующий день мы с Трощиловым уехали в район вместе на совхозной бидарке, — ему нужно было туда по делам.

Я опять стала уговаривать мужа внимательней прислушиваться к советам Зобина, но он накричал на меня. После вчерашнего инцидента с заготовителем настроение у него было очень мрачным.

— Не могу работать! Не справляюсь! Уйду, брошу! Разве нет другой работы?

Никакие уговоры и советы на него не действовали. Чтобы не раздражать мужа, я замолчала, но сама думала: «Как его убедить? Как?»

В воскресенье в совхоз пришла машина. Из кузова с веселым шумом высыпали комсомольцы. Все в совхозе засуетились, забегали по хатам и с большим трудом достали несколько лопат. Но это, конечно, не смогло спасти положение. Просидев полдня без дела, горожане уселись в машину и уехали обратно, ругая того, кто их прислал.

— Сколько могли процапать! — с горечью вздыхал дед Михеич, провожая глазами уезжающих. — А теперь нам помощи уже не дадут больше.

Через несколько дней на расширенном бюро райкома обсуждался самый тревожный в те дни вопрос: о состоянии сельского хозяйства в районе.

Когда я вошла, с трибуны говорил седоголовый коренастый председатель колхоза. Военный китель его был увешан боевыми орденами, а на полевых погонах подполковника поблескивали эмблемы танкиста.

— Товарищи, нам, отставникам, конечно, очень трудно привыкнуть к колхозной демократической дисциплине. — Я взглянула на мужа. — Конечно, работать сейчас нам очень и очень трудно, но мы должны первыми откликнуться на призыв нашей партии, пока подрастет и выучится новое поколение.

В нашем колхозе самый назревший вопрос сейчас — это сенокос. Скот необходимо обеспечить на зиму кормами. Косилки некоторые отремонтированы, а на другие не достали запчастей. Что делать? Дал бы в руки колхозникам косы, их легче достать, и — по старинке вручную. Но кому? Кому же, когда в колхозе нет людей, и одной бригады не соберется, а работы много, площадь большая.

Давно я просил райком, — продолжал председатель. — Помогите в посадке табака, подбросьте людей из города. Вы обещали, товарищ Варалов, сказали мне: жди, в это воскресенье обязательно приедут комсомольцы. Ну и что же? Где ваши люди? От вас я этого не ждал. Раньше вы всегда свое слово держали, — стыдил он Варалова. — Подвели. Мы ждали, но никто не приехал.