Петр Нечай - Звезда Егорова

Под вечер неподалеку от железнодорожного моста, где лежал обнаруженный Николаевым лес, появилось несколько подвод. Партизаны-возчики, отложив оружие, споро грузили сухие лесины, выбирая те, что потолще. Распоряжался, поторапливая возчиков, Петр Николаев. Закончив погрузку, уже хотели выезжать на дорогу, как вдруг на поляну влетел верховой.

— Кто здесь старший? — закричал объездчик, осаживая лошадь.

— Ну, я. — Николаев подошел к верховому.

— Куда везете лес? — Полицай-объездчик наехал на Николаева так, что тому пришлось взять коня под уздцы.

— Куда надо, туда и везем, — обозлившись, оборвал объездчика Николаев.

— С чьего разрешения? — прицепился полицай.

— С разрешения властей, — уклонился от прямого ответа Николаев, махнув рукой возчикам, чтобы те выезжали.

— Стой! Ты не шуткуй. С чьего разрешения? Лес принадлежит германскому рейху!

— Я и не шучу.

— Отвечай, мать твою!.. — Полицай занес руку с нагайкой над Петром. Возчики с тревогой наблюдали за происходящим, готовые в любую минуту прийти на помощь минеру. Николаев же был спокоен.

— Ну, если ты так настаиваешь, пан полицай, отвечу: партизанам лес нужен.

— Что?! Каким партизанам? — даже в лице переменился объездчик.

— А вот этим, — показал Николаев на партизан, стоящих у подвод.

Полицай испуганно переводил взгляд с Николаева на партизан. Он хотел повернуть лошадь, но Николаев крепко держал ее под уздцы.

— Не балуй. — Петр насмешливо сузил глаза. — Лучше слезай с лошади.

Объездчик безвольно свалился с лошади на ватные ноги.

Петр отобрал у него карабин и нагайку, обыскал и спросил:

— Ну, а теперь что с тобой делать?

Объездчик молчал.

— Ладно, иди с нами, да только спокойно, не бегать. А в особом отделе разберутся, что с тобой делать.

С рассветом в лесу возле переправы зазвенели топоры. Партизаны, как муравьи, сновали по рабочей площадке в мокрых от дождя и пота рубахах. Одни зачищали лесины, другие затесывали сваи, мастерили козлы, кувалды и копровые бабы для забивания свай.

Плотники во главе с Садиленко рубили бревна на плахи для пастила. Сам Алексей, ловко работая тяжелым топором, неожиданно тонким голоском напевал:

В полдень на Горыни показалась «эскадра» — полтора десятка украинских больших «дубов» — долбленых лодок. На головном судне горделиво восседал улыбающийся Павел Строганов — ему было приказано организовать «понтонный парк».

К вечеру низководный мост системы «КС» (Клоков — Садиленко) был готов. Когда землю окутала ночная темень, из леса послышался глухой топот сотен ног, скрип колес, фырканье лошадей. К переправе подходило партизанское соединение.

Егоров и Садиленко расставили минеров по краю моста, чтобы партизаны ненароком не попадали в воду, а сами пошли навстречу колонне.

Из темноты вынырнула группа конников.

— Здорово, хлопцы, — прогудел откуда-то сверху голос генерала. Он соскочил с коня и пошел к Егорову. — Ну, хвастайтесь, что вы тут настроили.

Егоров, Садиленко, Клоков, еще несколько минеров с генералом Федоровым пошли к мосту. Алексей Федорович подтолкнул Егорова с Садиленко вперед.

— Идите, идите, строителям полагается первыми пройти по мосту.

Всей гурьбой взошли на переправу. Федоров внимательно осматривал эхо необычное сооружение — гибрид свайного и понтонного мостов, подпрыгивал на настиле, раскачивал лодки и одобрительно гудел:

— На первый раз неплохо, совсем неплохо. — И уже с другого берега прокричал: — Рванов, давай команду — вперед!

Уже десять дней, как партизаны Федорова покинули временный лагерь на Уборти. Позади остались раскисшие дороги белорусского Полесья, Горынь-река, лесная, с коричневой водой, Стырь.

Волынь встретила ленивой тишиной. Глухие, полузаросшие лесные проселки, горькие запахи осины и ольхи. Когда же проселки выныривали из лесных дебрей, глазам открывались многоцветные, как лоскутные одеяла, поля. А за полями снова темнели синие леса. Тихие лесные речушки, хмурые, затянутые по краям озера. Над соломенными крышами лесных деревень островерхие крыши церквей. Как будто и войны нет.

Только обманчива эта тишина. У въездов в села — огромные кресты, на перекладинах которых либо краской намалевано, либо выжжено раскаленным железом: «Або вызволишь Украину, або загинешь за нее». Бандеровский лозунг. Партизанские дозоры все время чувствовали на себе чей-то пристальный взгляд, словно кто-то шел рядом с ними, таясь в чаще. Иногда навстречу дозорам на узкие лесные дороги вдруг выезжали крестьянские повозки без возниц, с вожжами, привязанными к грядкам телег, а на телегах, пугая лошадей, лежали еще теплые трупы зарубленных людей с приколотыми к одежде бумажками — «червонный». Это бандеровцы подавали о себе весть, пытаясь нагнать страху на идущих с востока партизан.