Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин

– Кто ещё живёт здесь? – спросил он молодую женщину.

– Нас двое.

– А кто днём спал на кровати?

– Мама нездорова, время от времени ей надо отдохнуть.

Генрих взглянул на старуху и отвернулся: она лишь на миг подняла на него глаза и словно обожгла взглядом, столько в нём было спокойного презрения и пренебрежения человека, знающего свои силы и решившего бороться до конца.

– Я подыскиваю помещение для комендатуры.

Старуха опустила руки на колени и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла. Теперь её пальцы не дрожали, но именно их каменная неподвижность говорила о том огромном напряжении, с каким старая, слабая женщина старается скрыть своё волнение. Генриху хотелось наклониться и поцеловать эти сморщенные пальцы. Но он знал, что не имеет права даже на ласковый взгляд, который успокоил бы мадам Матран, по крайней мере сейчас, пока он не разузнал ничего об Андре Ренаре или не нашёл его самого.

– Неужели вы не нашли лучшего помещения, чем наше?

Молодая женщина успела овладеть собой, голос её звучал иронически.

– Скала за вашим домом очень удобна для наблюдательного пункта. Кроме этих двух комнат и кухни, здесь нет других помещений?

– Как видите.

Генрих внимательным взглядом окинул комнату. Почему кресло старухи стоит так неудобно? Не возле окна или в каком-либо уютном уголке, где так любят сидеть старые люди, а посредине стены, словно оно поставлено здесь для того, чтобы прикрыть что-то. В горных селениях, где домишки обычно ютятся на маленьком ровном клочке земли или скалы, приходится рассчитывать каждый метр жилой площади. В стенах часто делают потайные шкафы, но их «тайну» легко разгадать с первого взгляда: дешёвенькие обои быстро вытираются по краям дверцы. Здесь рисунок и цвет обоев ровный. Но это вверху, а за креслом… может быть стоит попробовать?

Быстро шагнув вперёд, Генрих схватил кресло за ручки, легко поднял его вместе со старухой и опустил чуть в стороне от того места, где прежде оно стояло. Женщины не успели опомниться. Да и сам Генрих не помнил, как выхватил пистолет, как левой рукой нажал на едва заметную кнопку в стене. Он действовал, подчиняясь не разуму, а чутью.

Дверца раскрылась. В глубине шкафа, прижавшись к задней стенке, стоял мужчина…

Женщины вскрикнули, младшая – отчаянно, старшая – угрожающе. Да, старуха шагнула вперёд и загородила своим телом отверстие в стене.

– Выходите! – не обращая на неё внимания, только повыше подняв пистолет, спокойно произнёс Генрих.

Мужчина шевельнулся и, прикусив губу, застонал. Теперь и младшая сорвалась с места. Бросившись к мужу, она подхватила его под руки и осторожно подвела к креслу, в котором минуту назад сидела мать. На левую ногу мужчина ступить не мог.

– Кто вы?

– Андре Ренар, инженер из Парижа.

– Почему прятались?

– Приехал сюда без пропуска.

На крыльце послышались шаги.

Генрих почти втолкнул Ренара в шкаф. Захлопнув дверцу, он придвинул к ней кресло и сел в него, вытянув ноги и помахивая стеком. В дверь постучали. Вошёл Базель.

– Мсье офицер, я могу уходить? – спросил он с порога.

– Позовите моего денщика! Базель мигом вернулся вместе с Куртом.

– Курт, – проговорил Генрих, отчеканивая каждое слово, – этот человек из Понтеи, и мне кажется, что мы встречаемся с ним не впервые. Ты меня понимаешь? А теперь отведи арестованного в машину, и помни – ты отвечаешь за него головой.

– Мсье офицер, тут какое то недоразумение! – простонал ошеломлённый неожиданным оборотом дела Базель. Я… я…

Но Курт не дал ему закончить – схватив доносчика за шиворот, он выволок его в переднюю, а оттуда на крыльцо.

– Заприте дверь! – приказал Генрих Луизе.

Ничего не понимая, та машинально повернула ключ в замке. Тем временем Генрих снова открыл дверцу шкафа.

– Мсье Ренар, – сказал он властно. – У нас с вами очень мало времени, поэтому не будем терять его понапрасну. Прошу вас пройти в ту комнату, а дамы пусть останутся здесь. Успокойте их и прикажите внимательно следить, чтобы никто нам не помешал.

Андре Ренар кивнул жене и тёще и молча заковылял на одной ноге в смежную комнату.

– Я вас слушаю, мсье офицер! – спокойно произнёс он.

Генрих молча вынул из кармана фотокарточку Поля Шенье.

– Узнаёте?

На измождённом лице Андре Ренара не дрогнул ни один мускул, и лишь глаза, горевшие лихорадочным блеском, вдруг потухли, как у человека, почувствовавшего смертельную усталость.

– Вы пришли меня арестовать? Зачем тогда вся эта комедия? Или, может быть, вы ещё окончательно не убеждены, что перед вами Поль Шенье? Заключённый номер…