Эдуард Володарский - Штрафбат

Ахильгов оттащил офицера на безопасное расстояние, размотал намотанную вокруг талии веревку и связал немцу руки за спиной. Потом заткнул ему тряпкой рот. И потащил дальше.

Вдруг впереди послышались голоса. Это возвращались солдаты. Ахильгов замер, лежа рядом с офицером. Солдаты шли прямо на него. Скоро их смутные фигуры стали уже различимы в белесом тумане. Ахильгов нащупал гранату на поясе, отцепил ее, сжал в руке.

Голоса раздавались все ближе и ближе, и фигуры солдат были видны совсем явственно — избежать встречи было невозможно. Ахильгов выждал еще немного, сорвал кольцо и, приподнявшись, швырнул гранату. Тяжело прогремел взрыв, раскидал солдат в разные стороны. И тотчас ожила линия обороны немцев — застучали пулеметы, взмыли вверх десятка два осветительных ракет, два мощных луча прожекторов заметались по полю, выхватывая из темноты ряды колючей проволоки, пятна бугристого поля.

Ахильгов пополз вперед, волоча за собой офицера. С каждым метром он был все ближе и ближе к проволочным заграждениям. Позади остались трое мертвых немецких солдат, четвертый громко стонал, держась обеими руками за живот. Пятый, казалось, лежал неподвижно и вдруг подтянул к себе автомат, и дал очередь в черное пятно, которое шевелилось метрах в десяти от него.

Пули зачавкали, врезаясь в землю рядом с Ахильговым и офицером, свистели над их головами. Но Ахильгов упорно полз и тащил за собой офицера. Вот он добрался до первого ряда колючки… Лаза не было — видно, Ахильгов промахнулся. Ахильгов шепотом выругался и кусачками стал проделывать проход. Офицер, лежавший рядом, слабо зашевелился, приходя в себя.

Ахильгов сжал кусачки в последний раз, прополз в дыру сперва сам, потом протащил за шиворот шинели немца.

Лучи прожекторов плыли по земле, освещая проволоку и консервные банки, развешенные на ней. Осветили и Ахильгова — он замер, ткнувшись лицом в землю. По-прежнему длинными очередями били пулеметы и взлетали осветительные ракеты.

А когда уже было миновали третью полосу заграждений, пола офицерской шинели зацепилась за проволоку. Ахильгов изо всех сил рванул немца на себя — затрещала материя, почти вся пола шинели осталась висеть на проволоке. Немец замычал, заворочал головой. Ахильгов притянул его к самому лицу, в бешенстве прошипел:

— Молчи. Зарежу.

Немец со страхом смотрел в яростное усатое лицо с черными горящими глазами. Вдруг это безжалостное лицо дернулось — пуля ударила в плечо сзади. Ахильгов громко вскрикнул и замер, уронив голову в землю. Потом пришел в себя, привстал, застонал тихо.

Он понял одно — тащить немца он больше не сможет. Телофейка на правом плече набухла от крови. Ночная темень медленно рассеивалась. Ахильгов сидел на земле рядом с немцем и держался за раненое плечо. Из рукава телогрейки медленно закапала кровь.

Тогда Ахильгов тяжело встал, поправил автомат, висевший на шее, рявкнул:

— Вставай!

Офицер понял, что от него требуется, поднялся. Ахильгов указал направление стволом автомата, затем ткнул немца в спину и снова рявкнул:

— Вперед пошел! Ну!!

Офицер шагнул, втянув голову в плечи, согнувшись. Ахильгов двинулся за ним, держа палец раненой руки на спусковом крючке автомата. Грохотали пулеметы, и пули свистели над головами и совсем рядом шлепались в землю. Офицер то и дело вздрагивал, сгибался все больше. И по-прежнему с короткими интервалами взлетали ракеты, освещая поле мертвенным белым светом.

Ловкие пальцы медсестры Светы разматывали бинт на груди Савелия. Рядом стоял хирург, делавший операцию, смотрел, приговаривая:

— Нуте-с, нуте-с, каков ты теперь есть, вьюнош наш прекрасный?

Наконец последний виток был снят, и грудь Савелия открылась взору хирурга. Она была изуродована несколькими красными, узловатыми, кривыми шрамами. Хирург подошел ближе, пощупал пальцами, надавил под правым соском.

— Здесь не больно?

— Нет, — улыбнулся Савелий.

— А здесь?

— Полный порядок, товарищ доктор. — Савелий расправил плечи.

— Н-да-а, чудом ты выскочил, парень. Видно, ворожит тебе кто-то, — хирург многозначительно посмотрел на Свету. — Ну что ж, на фронт пора, ты как считаешь?

— Давно пора, — ответил Савелий.

— До завтра на прощание хватит?

— Конечно, товарищ военврач первого ранга, — вытянулся Савелий, потом взял нижнюю белую рубаху, надел ее, стал заправлять в брюки.

— Тогда начинайте прощаться, — усмехнулся доктор и вышел из комнаты.