Сергей Герман - Фугас

Старик продолжал ходить в горы, где-то в этих же местах охотился и Семенов. Они оба рыскали в горах, но их пути не пересеклись, и больше они не встретились. Прошел слух, что генерал на охоте ранил волка. Но увезти в Москву шкуру ему не удалось. Раненый зверь ушел в горы, чтобы зализать рану и набраться сил.

Однажды утром, охотясь в горах, старик увидел незнакомого бородатого мужчину, который поднимался по горной тропе. Несмотря на утреннюю прохладу, он был раздет по пояс. На мощной спине, покрытой волосом, виднелся свежий бледно-розовый шрам от пули. На плечах он нес убитую козу. Фигура незнакомца выплыла из тумана и через несколько мгновений исчезла. Человек двигался совершенно бесшумно, и старик мог поклясться, что никогда не видел его ни в одном из ближайших селений.

Однажды под утро его будто что-то толкнуло. Проклятая луна опять заглядывала в окна, не давая спать. В горах ударил выстрел. Джали, зарычав, стал царапать дверь. Старик наскоро оделся и, схватив ружье, поспешил за собакой. Пес бежал впереди, опустив морду к земле и глухо подвывая. Ахмет, спотыкаясь и падая, спешил за ним, его ноги дрожали.

У скалы, где раньше он нашел внука, навзничь лежал генерал Семенов. Кровь из разорванного острыми зубами горла запеклась на лице и груди. Невдалеке от него лежал совершенно раздетый бородатый мужчина с развороченной картечью грудью.

На бородатом лице, рядом с родинкой в виде полумесяца, каплей росы застыла одинокая слеза…

Несмотря на летний месяц, погода в последние дни совершенно не радовала. С самого утра небо заволокло серыми тучами, которые проливались на землю холодным, каким-то безрадостным дождем. Как нарочно, я забыл дома зонт и, промокнув до нитки, уже не спешил укрыться от холодных струй, а обреченно шагал по мостовой, равнодушно рассматривая стекла витрин.

Настроение было под стать погоде. Несколько месяцев назад меня, подобно песчинке во время бури, подхватил ветер иммиграции и опустил в красивой, богатой, но страшно далекой и чужой Германии. Внезапно навалились проблемы, о которых я и не подозревал: бытовые неурядицы, языковый барьер, вакуум общения. И самое страшное: я чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Не звонил телефон, мне не нужно было никуда спешить, меня никто не ждал и не искал со мною встреч.

Редкие прохожие бросали в мою сторону равнодушные взгляды и молча спешили по своим делам. Я был здесь чужим. На душе горько. Обидно было осознавать свою ненужность в сорок лет.

Погруженный в свои безрадостные мысли, я совершенно ничего не замечал вокруг, а когда внезапно поднял глаза, меня будто что-то толкнуло в грудь. Мне показалось, что из-за стекла мне в лицо бьет солнечный луч. Я подошел ближе. Через стекло было видно небольшое помещение, заставленное мольбертами и холстами.

На стене, рядом с окном, висела уже законченная картина, которая и заставила меня остановиться. На ней была изображена какая-то ветхая сельская церквушка, отражающаяся в протекающей мимо речке. Из-за церковных куполов медленно выкатывалось солнце, озаряя землю, усыпанную увядающими листьями, каким-то неземным светом. Казалось, что вот еще одно мгновение — и растают сумерки, прекратится дождь и на душе станет легче. Я прикрыл лицо рукой: неумолимая память уносила меня в недавнее прошлое.

…Зимой 2000 года российские войска вошли в Грозный. Штабисты учли опыт первой чеченской войны, когда за двое суток нового 1995 года были почти полностью уничтожены 131-я Майкопская бригада, 81-й Самарский мотострелковый полк и значительная часть 8-го Волгоградского корпуса, шедшего на помощь умирающим русским батальонам.

Подготовка к штурму мятежной чеченской столицы велась серьезно и длилась несколько месяцев. Все это время днем и ночью над сожженным городом висела авиация федеральных сил. Ракеты и снаряды сделали свое дело — город практически перестал существовать. Все высотные здания были разрушены, деревянные постройки сожжены, и мертвые дома молча смотрели на людей пустыми глазницами окон.

Вместе с тем под завалами продолжали жить люди. Это были жители Грозного, в основном русские старики, женщины, дети, потерявшие за годы войны близких, жилье, имущество и не желающие покидать город, потому что в России они были никому не нужны.

Оборона города была поручена Шамилю Басаеву и его «абхазскому» батальону. Федеральные войска должны были окружить город и уничтожить всех боевиков, но Басаев перехитрил российских генералов и в последнюю ночь перед штурмом увел часть своих боевиков в горы.