Сергей Герман - Фугас

От печки раздался голос:

— С такими деньгами он бы и без академии генералом стал.

— Пока мы эти бабки долбаные считали и опечатывали, уже светать начало. Мы же скорее, скорее, лейтенанту доложить хочется, по машинам и вперед. Как раз на выезде из села нас и хлопнули, командирскую машину подорвали на фугасе, вторая машина влетела в эту же воронку, мы пока развернулись, перебило гусеницы. Кое-как заняли оборону, начали отстреливаться. Когда в первой машине боекомплект рваться начал, чехи ушли. Лейтенанта нашего в живот ранило, он ползет, за ним кишки по земле волочатся, а в руках чемодан с деньгами. Я сначала подумал, что у лейтенанта крыша поехала, а потом присмотрелся, оказывается, он дипломат к руке наручниками пристегнул.

Седоусый протянул:

— Да-а, очень уж твой лейтенант, наверное, в академию хотел попасть, а может, просто принципиальный был, такие тоже встречаются. Я вот помню случай…

Досказать ему не дали, загремел покрытый льдом полог палатки, в проеме показались перепачканные глиной сапоги, красное с мороза лицо замполита. Ему не удивились, никто не стал прятать стаканы:

— Садись с нами, комиссар, выпей с разведчиками.

Капитан заглянул в прозрачную бездну стакана, тронул седоусого за рукав тельняшки:

— Ты, Степаныч, заяц стреляный, поэтому коней пока попридержи. Пить больше не давай, но и спать уже не укладывай, а то будут как вареные. Через три часа выступаем. Надо держаться, пока не доберемся до комендатуры.

Замполит опрокинул в себя стакан и, закусывая на ходу, пятнистым медведем полез из палатки. Степаныч собрал посуду, убрал ее в один мешок:

— Ша, братцы! Давайте потихонечку собираться, скоро выступаем.

Подъем объявили на час раньше. Собрали палатки, загрузили в «Уралы» оставшиеся дрова, вещи, прицепили к тягачам полевые кухни. Оставленный лагерь напоминал разворошенный муравейник: на истоптанном сапогами снегу чернели проталины от палаток, тут же рыскали голодные собаки, вылизывающие консервные банки. Грязно-серая ворона задумчиво сидела на куче брошенных автомобильных покрышек, внимательно наблюдая за снующими туда и сюда людьми. Одна разведывательно-дозорная машина стояла в начале колонны, другая ее замыкала. Багровый от гнева Степаныч высунулся из люка головной машины и, перекрикивая рев моторов, стал что-то орать, стукая себя по голове и тыкая пальцем в командирскую машину. Замполит толкнул в бок дремлющего прапорщика — техника по вооружению:

— Ты поставил пулеметы на БРДМ?

Техник стал оправдываться:

— Пулеметы получил поздно ночью, да еще и в смазке, поставить не успел.

Не слушая его, замполит процедил:

— Не успел, значит. Надо было ночью разведчиков поднять, они бы сами все поставили. Теперь молись, если начнется заварушка, тебя или чехи расстреляют, или Степаныч лично к стенке поставит.

Плюнув в сторону командирской машины, Степаныч полез внутрь БРДМа. Пощелкав тумблером радиостанции, объявил:

— Ну, хлопчики, если доберемся живые, поставлю Господу самую толстую свечку.

Впереди колонны встал «уазик» военной автоинспекции, ротный дал отмашку, колонна тронулась. Степаныч пододвинул к себе цинк с патронами, стал набивать магазины. Андрей Шарапов, тот самый разведчик, который ночью не пил, сосредоточенно крутил баранку, мурлыкая себе под нос: «Афганистан, Молдавия и вот теперь Чечня оставили на сердце боль утра-а-ты». Сидящий за пулеметом Сашка Беседин, по кличке Бес, внезапно спросил:

— Андрюха, а ты ведь вчера не досказал, что с долларами-то вашими получилось?

Шарапов помолчал, потом нехотя ответил:

— Доллары оказались фальшивыми, во всяком случае, так нам объявили. Я много думал над этим, нас или чехи развели, оставив приманку, чтобы мы задержались, или… или нас просто-напросто кинули наши.

Дальше ехали молча. Степаныч, кряхтя, натянул на бушлат бронежилет, надвинул на лицо маску и полез на броню. Колонна извивалась серо-зеленой змеей, рычали моторы, стволы пулеметов хищно и настороженно смотрели по сторонам дороги. Не останавливаясь на блокпосту, пересекли административную границу с Чечней, минводские милиционеры, несущие службу и досматривающие весь транспорт, отсалютовали колонне согнутыми в локте руками.

Из открытого люка высунулся Гизатуллин, подставил сонное страдающее лицо под холодный ветерок, потом протянул Степанычу алюминиевую фляжку. Тот отрицательно покачал головой. Колонна прошла через какое-то село. Позади остался деревянный столб с расстрелянной табличкой… — юрт.