Сергей Герман - Фугас

Через час привели Андрея. Она нагрела ему ведро с водой, и пока он мылся, собрала на стол нехитрую снедь. На следующий день мать и сын покинули город. Боевики из отряда генерала Мусы вывели их по своему коридору из осажденного города. Смешавшись с толпой беженцев, они прошли контроль на блокпосту. Дежуривший лейтенант узнал Антонину Петровну и по-свойски ей улыбнулся:

— Ну, что, мать, нашла все-таки воина?

Антонина Петровна чуть улыбнулась в ответ. Андрей держал ее под руку, помогая идти. Когда электричка от Ищерской подходила к Минводам, она, внезапно вспомнив, достала из сумки незапечатанный конверт, который ей вручил перед отъездом генерал Муса. На тетрадном листке было всего несколько слов: «Чтобы доказать свою силу, не обязательно встречаться на поле брани».

Ни Антонина Петровна, ни Андрей больше никогда не встречались с генералом Мусой. Война продолжалась еще долго, но никто так и не сказал правду, за что и почему одни люди так ожесточенно убивали других.

Посвящается солдатам и офицерам 205-й Буденновской мотострелковой бригады, живым и погибшим…

В начале ноября выпал первый снег. Белые хлопья падали на обледенелые палатки, покрывая поле, истоптанное солдатскими ботинками и обезображенное колесами армейских тягачей, белоснежным одеялом. Несмотря на поздний час, палаточный городок не спал. В автопарке рычали моторы, из жестяных труб буржуек валил сизый дым. Откинулся сизый полог палатки и, закутавшись в пятнистый бушлат, из жаркого прокуренного чрева вылез человек. Приплясывая на ходу и ничего не замечая вокруг, справил малую нужду, потом, поеживаясь от холода, поплотнее запахнул полы бушлата и ахнул:

— Господи… Тра-та-та, твою же мать, как хорошо!

Таинственно мерцали далекие звезды, обкусанная по краям луна освещала землю желтоватым светом. Замерзнув, человек зевнул и, уже не обращая ни на что внимания, юркнул в палатку. Часовой проводил его завистливым взглядом, до смены караула оставалось еще больше часа, всю водку в палатке за это время должны были допить. Разведчики гуляли, старшине контрактной службы Ромке Гизатуллину исполнилось тридцать лет.

В палатке бушевала раскаленная буржуйка, на цинках с патронами, застеленных газетой, стояла водка, крупными шматами лежали нарезанные хлеб, сало, колбаса. Разгоряченные разведчики в тельняшках и майках, обнявшись и стукаясь лбами, пели под гитару проникновенно:

— Россия нас не жалует ни славой, ни рублем. Но мы ее последние солда-а-аты, и значит, надо выстоять, покуда не помрем. Аты-баты, аты-баты.

Грузный мужчина лет сорока пяти, с седой головой и вислыми казачьими усами, пошарив под нарами, достал еще одну бутылку, ловко вскрыл, напевая про себя:

— Служил не за звания и не за ордена. Не по душе мне звездочки по бла-а-ату, но звезды капитанские я выслужил сполна, аты-баты, аты-баты.

Потом разлил водку по кружкам и стаканам, дождался тишины:

— Давайте, хлопчики, выпьем за военное счастье и за простое солдатское везенье. Помню, в первую кампанию встретил я в госпитале одного паренька-срочника. За год боев все рода войск поменял. В Грозный вошел танкистом, танк сожгли, попал в госпиталь. После госпиталя стал морпехом, потом опять попал в мясорубку, чудом остался жив и дослуживал уже в Юргинской бригаде связи. Так связистом и уволился.

Разведчики чокнулись разномастной посудой, дружно выпили.

— А я вот помню случай, тоже в первую войну, вошли мы в Веденский район, разведка доложила, что в селе боевики, мы — на танке, двух самоходах, пехота — на броне. — Говоривший лежал под одеялом, не принимая участия в застолье, блики от горящих поленьев бежали по его лицу. — Входим в Ведено, а у меня же мысли в голове, может, Басаева возьмем. — Он переждал смех, неторопливо прикурил, усмехнулся своим воспоминаниям. — Молодой был, думал, с медалью или орденом домой приеду, вот в деревне разговоров будет. Входим в село с трех сторон и прямо к дому Басаева, пока все спят, луна вот так же, как сегодня, светила. Прем внаглую — без разведки, без поддержки, без боевого охранения, выносим ворота дома. Я ствол танка прямо в окна. А в доме тишина, все ушли, даже собаку с привязи отпустили.

Походили мы по комнатам, посмотрели. Потом давай в машины аппаратуру всякую грузить, телевизор, «видики». Чехи сбежали, ничего собрать даже не успели, наверное, кто-то предупредил. А может, они и волну нашу слушали. Спускаемся с взводным в подвал, а на столе лежит дипломат. Мы его осмотрели, проводов не видно, открыли, а там доллары, половина дипломата забита деньгами. Старлею нашему чуть плохо не стало. Я говорю, может, поделим между всеми, а он на полном серьезе достает пистолет и говорит: сейчас все посчитаем, перепишем, опечатаем и сдадим командованию. Я так подозреваю, отличиться хотел, все мечтал в академию поступить, генералом стать.