Владимир Алеников - Звезда упала

Прошла ещё неделя. Всё вокруг бурно оживало, оттаивало. Но чем теплее становился воздух, тем мучительнее и тягостнее становился для Веры каждый новый день.

Минуты быстро складывались в часы, а те проносились всё быстрее, ускорялись, издевательски приближали страшный момент её позора. Время предало Веру, оно тоже оказалось на стороне врагов, неотвратимо загоняло её в западню, из которой не было выхода.

Прошедшей ночью она почти не спала, периодически впадала в странное, короткое забытье, в испарине выныривала из него, напряжённо думала, уставившись в темноту сухими, блестящими глазами, потом снова проваливалась, чтобы вскоре опять очнуться.

Под утро всё стало ясно. Надеяться не на что, надо действовать, пока ещё не поздно.

Прямо сегодня, сейчас, ждать больше нечего.

Сразу наступило облегчение. Но сначала надо было закончить все дела.

Больше Вера не плакала. Встала очень рано, при свете керосиновой лампы своим ровным учительским почерком написала два письма, одно — Наташеньке, другое — Мише.

Она прощалась с ними, рассказывала, как любит их, как скучает, просила за всё прощения. Про беременность ни словом не упоминала, просто объясняла, что больше так жить не может, не хочет служить врагам. Умоляла простить её за слабость, за то, что не смогла их дождаться. Желала им обоим долгой и счастливой жизни.

Закончив письма, Вера аккуратно сложила листочки треугольниками, надписала их и, поразмыслив, спрятала за свою и Михаила двойную фотографию, висящую на стене. Кончится война, вернутся наши, Наташенька с Мишей устроят уборку, снимут портрет, чтобы протереть, и найдут на обратной стороне рамки её письма.

Мысль об уборке озаботила её. Уборка тоже относилась к делам, которые следовало закончить. Всё в доме должно быть вымыто, вычищено, иначе уходить нельзя.

Вера потушила уже ненужную лампу, вышла во двор, глубоко вдохнула весенний воздух, погода окончательно установилась тёплая, солнечная. Она подошла к колодцу, набрала ведро воды, с трудом, тяжело переваливаясь, потащила его в дом.

Дома достала тряпку, начала мыть пол. Ей это давалось нелегко, мешал выросший живот, она задыхалась, приходилось всё время останавливаться.

Наконец пол был вымыт.

Вера опять вернулась к колодцу, разделась, облилась холодной водой. Ёжась от холода, поспешила обратно в дом. Насухо вытерлась, тщательно причесалась, натянула своё любимое ситцевое платье лимонного цвета, которое надевала в последний раз перед войной.

Теперь предстояло самое главное. Вера сходила в чулан, принесла высушенные мухоморы. Не зря когда-то нашла их в лесу, вот и пригодились. Не ведала только, что для самой себя собирала.

Ядовитые, скукожившиеся грибы она положила в кастрюльку, залила водой, поставила кипятиться. Сама, ожидаючи, села рядом, внимательно оглядела дом, не забыла ли чего напоследок.

Один угол кровати оказался неаккуратно застелен. Вера подошла, поправила, теперь всё как будто хорошо, ровно.

Она потянула носом, отвар был готов, запах от него шёл гадкий, тошнотворный. Сняла кастрюльку с огня, перелила тёмное, густое варево в чашку. Подождала чуток, пока остынет, в последний раз взглянула на фотографии на стене и решительно, давясь от отвращения, сделала первый глоток.

Генрих Штольц решил заехать к Вере рано, до работы. Хотел на этот раз сам завезти ей продукты, не посылать Пауля, знал, что она его терпеть не может. Заодно предполагал поговорить с ней несколько минут наедине, рассказать о письме, которое получил от отца. Сегодня предстояло много дел, из штаба вчера пришёл новый приказ, требующий немедленного выполнения, и он не знал, когда потом сумеет вырваться.

Но даже жёсткий, неприятный приказ не мог изменить его превосходного настроения. Война есть война, ничего не поделаешь, и она, к сожалению, затягивается, но в каком-то смысле ему это даже на руку. Петер Бруннер, конечно, сукин сын, но надо отдать ему должное, он снял с него целый круг проблем. Организатор Бруннер безусловно отменный. По крайней мере партизаны, которые держат в напряжении все оккупационные войска, обходят Дарьино стороной. По сравнению со многими другими населёнными пунктами здесь, слава богу, более-менее тихо.

Яркое весеннее солнышко навевало отрадные мысли. В конечном счёте, жизнь только начинается и всячески благоприятствует ему, Генриху Штольцу, которому вскоре предстоит стать отцом прелестного ребёнка. В том, что ребёнок будет прелестным, он не сомневался.