Юрий Корольков - Так было…

На другой день президент Рузвельт обратился к конгрессу с призывом объявить войну Японии. Его обращение передавали по радио. Казалось, что катастрофа в Пирл-Харборе объединила противоречивые силы Америки — конгресс единодушно проголосовал в Капитолии за войну. Еще через три дня Соединенные Штаты вступили в войну с Германией.

Все эти дни Хелл не покидал своего кабинета. Одним из значительных событий была для него встреча с новым советским послом Максимом Литвиновым. Он прибыл в Штаты в день объявления войны Японии. Хелл возлагал большие надежды на встречу. Сейчас, когда Москва становилась союзником, русские должны быть сговорчивее.

Прежде чем принять русского дипломата, Хелл долго консультировался с представителями Пентагона. Пришли к единому мнению — на русских следует оказать давление. Надо потребовать от них военные базы на Камчатке и под Владивостоком. Это имеет не только стратегическое значение. Генерал Маршалл высказал точку зрения, что наличие американских баз на советском Дальнем Востоке позволит быстрее втянуть Россию в войну с Японией. Если Максим Литвинов станет упираться, придется ему намекнуть, что от этого будут зависеть размеры американской военной помощи русскому союзнику.

Но совершенно неожиданно советский посол занял непримиримую позицию. Откуда у русских такая уверенность в своих силах? Литвинов прямо сказал, что метод давлении и мягкого шантажа недопустим в отношениях военных союзников.

Беседа происходила как раз в тех апартаментах Белого дома, где совсем недавно Хелл принимал финского посланника господина Прокопе. От имени американского правительства Хелл просил передать барону Маннергейму поздравления по поводу первых успехов финских войск на русском фронте. Но времена меняются, теперь Хелл выразил сочувствие русскому послу — барон Маннергейм так вероломно нанес удар в спину русским.

Литвинов поблагодарил государственного секретаря за сочувствие, но остался непреклонен в переговорах о базах. Сказал, что не в традициях его страны уступать советскую территорию кому бы то ни было.

Хелл вспомнил переговоры с Черчиллем о базах в обмен на эсминцы. Черчилль куда сговорчивее. Может быть, русские и в самом деле чувствуют себя увереннее англичан. Но ведь их положение крайне тяжелое. Хелл знает это отлично.

Максим Литвинов привез отказ советского правительства и по поводу хромовых руд и чиатурского марганца. Переговоры об этом шли несколько месяцев. Промышленная группа Гарримана настаивала на том, чтобы потребовать от русских возвращения американским фирмам ликвидированных когда-то концессий на Кавказе. За это обещали военную помощь. Ведь русские нуждаются в помощи. Но Литвинов предпочел говорить о прямых кредитах.

— Мы не торгуем недрами, мистер Хелл, сказал он, — так же как базами. Давайте говорить о другом.

Нет, все-таки странный народ эти русские…

Сообщение о японском нападении на Пирл-Харбор застало Черчилля в Чеккерсе — в его загородной резиденции. В гостях у премьера был Аверел Гарриман, прибывший из Штатов для наблюдения за поставками по ленд-лизу в Англию. Сидели за чайным столом и слушали радио. Диктор говорил о напряженных боях под Москвой, о сопротивлении русских.

— Уже под Москвой… — заметил Черчилль. — Гитлер стоит под Москвой.

Гарриман не ответил. Диктор заговорил вдруг о Пирл-Харборе, и оба напряженно умолкли. Сомнений не было, японцы начали войну с Америкой. Черчилль смотрел на Гарримана, как бы спрашивая его: ну как?.. Гарриман побледнел и взволнованно воскликнул:

— Какое вероломство, какая подлость! Они напали, не объявляя войны!

Черчилль с трудом скрывал охватившую его радость — в войне Штаты теперь вместе с Британией.

— Да, это ужасно! Но я думаю, что в будущих войнах вообще придется отказаться от таких ненужных формальностей, как объявление войны. Внезапность приносит значительный успех. Будем рассуждать трезво: Гитлер в России, японцы в Пирл-Харборе… Можно называть это как угодно — авантюризмом или вероломством, но внезапность дает свои результаты. Рыцарство в войне отошло в прошлое. Не упрекайте меня в цинизме, дорогой Гарриман. А теперь я должен немедленно позвонить Рузвельту.

Премьер поднялся и вышел в канцелярию. В холле он встретил старика дворецкого Сойерса. Черчиллю не терпелось с кем-то поделиться новостью.

— Вы слышали новость, Сойерс?

— Да, сэр. О Пирл-Харборе передавали еще час назад.