Мкртич Саркисян - Сержант Каро

Марина как бы видит эту песню, осязает непонятные слова — и песня обретает черты того, кто поет ее. «Таков он, наш человек. Такими должны быть люди на земле. Мир должен так жить. С песней надо входить в чужой дом, а не с оружием, — думает Марина. — Ах, как хорошо поет Варужан!»

Варужан замечает стоящую на краю поля девушку. Теплом апрельской земли и смуглой влагой борозды дышат его глаза. Он сбрасывает с себя немецкий френч, и Марине кажется, что расправилась в нем какая-то пружина.

А Варужан признается ей в песне –

«Люблю!» — хочет крикнуть или кричит Марина, и Варужан слышит ее голос. Марина ступает в борозду, которую он ведет. Ничего, кроме него, не видит, ничего, кроме его песни, не слышит.

Ваан не спеша идет к вспаханному полю. Его тоже позвала песня, — с самим собой потягаться хочет. Петь или не петь? Неужто для концертов время подходящее? А почему бы и нет? В огромном океане оккупированной врагом земли они отвоевали клочок советской, где песня вырвалась на волю. Но он боится, утянет его песня домой, захватит в плен и пригвоздит к воспоминаниям. А действительность жестока. Даже философия облачилась сегодня в военную форму.

Пусть ребята поют. А он посторожит их песню, чтобы лилась она свободно. Ведь у него обязанности иные.

… Ваан так и не понял, как очутился на теплом черноземе. Минас опустился на колени и пытался выдернуть гвоздь из копыта лошади. Гвоздь не поддавался, и Минас, положив копыто себе на колено, с тщанием хирурга корпел над ногой животного.

— Ковалем был?

— Да что вы, товарищ лейтенант, я человек необразованный, куда мне в ковали! Кузнец я.

— Ну не обижайся, откуда мне было знать, что кузнец ты, а не коваль.

— Я не обижаюсь, на что обижаться-то? — вытащил он кончиком ножа терзавший коня гвоздь.

Набегая волнами, полнясь, покатилась песня с того края поля на этот и вплеснулась в Ваана. Он хотел сбросить оцепенение, повернуть обратно, только песня уже свое сделала: как завороженный остался он стоять на виду у пахарей. Варужан перехватил его горящий взгляд и уступил место в борозде. Потеплело на сердце у Ваана. Он так навалился на рукоять, что френч не выдержал напряжения мускулов, лопнул под мышкой. Не заметил, как вылезла наружу не первой свежести рубаха.

Вся прошлая жизнь глядела на него из борозды. Чуть погодя Ваан отер рукавом набежавший пот и почувствовал, как с плеч свалилась огромная тяжесть. Понял, что еще молод, что это война постаралась состарить его. Война, отучившая от запаха трудового пота.

Лишь под вечер сеятели покинули почерневшее и разом помолодевшее поле.

— Очеловечился! — выдохнул Ваан.

Взгляд женщины был полон откровенной иронии. Глаза ее не прятались от глаз политрука, которые в тот момент были холоднее стали.

— Расскажите о себе, — Авагян поправил очки.

— К чему? — вяло улыбнулась она. — Лучше предложите сигарету или папиросу, я не курила уже целый день.

Ваан протянул ей трофейные сигареты. Женщина долго не могла извлечь сигарету из пачки. Узкие белые кисти ее рук дрожали. «Разыгрывает спокойствие, а сама трясется, как приговоренная». Ваан достал сигарету и зажег спичку. Закинув ногу на ногу, она смотрела на него и улыбалась. Почувствовала, как споткнулся взгляд командира на ее обнаженном колене, вспыхнул жадным огнем, затем остановился на глазах.

Женщина продолжала улыбаться. И вдруг глаза командира взорвались яростью, словно послышался щелчок предохранителя.

— Расскажите о себе, — повторил Авагян и снова поправил очки.

Она молчала.

— Рассказывайте без стеснения, — голос Авагяна звучал уже с едва уловимой мягкостью.

— Лучше стесняясь, — резко вставил Ваан.

Женщина начала тихо, потом голос ее окреп.

— Муж мой был майором. Командир батальона Валерий Сальников. Служил в пограничном селе. Мы радовались жизни, — женщина разом ожила, — были счастливы, счастливы!.. Но война позавидовала моему счастью. Все началось на рассвете, а к вечеру я и муж, а с нами уцелевшая часть бойцов его батальона оказались в руках врага. Валерий, раненный в голову и в руку, качаясь, брел впереди колонны. А в Карпатах не идти, карабкаться надо. Деревья по обеим сторонам дороги скрывают от глаз пропасти и ущелья. Валерий знал эти места как свои пять пальцев. Едва дорога вжалась в ущелье и круто повернула вправо, он вышел из рядов и бросился вперед: «Ну, ребята, погибнем с честью, раз не довелось с честью повоевать!» Солдаты кинулись за ним в пропасть. Даже криков не было слышно.