Величко Нешков - Наступление

Рука Данчо непроизвольно стучала по кобуре пистолета. Ему стоило неимоверного труда, чтобы овладеть собой. Он едва сдерживал себя, чтобы унять нервную дрожь, пробегавшую по всему телу.

Чугун отложил магазин в сторону и взглянул на Данева:

— Что с тобой? Никак заболел?

— Не знаю, — убито вздохнул Данчо, и зубы его лихорадочно и неудержимо застучали.

— Да ты дрожишь, у тебя лихорадка!

— Возможно.

— Погрейся на солнце, прими аспирин, и пусть Калыч разотрет тебя тюремным растиранием. Сейчас нельзя болеть. Как только вернется Чавдар, решим, кому спускаться в Лозен.

— Кому угодно, только не мне, — болезненно простонал Данчо, опускаясь на траву. Сорвал травинку и начал лениво покусывать ее конец.

— Почему? — усмехнулся Чугун, не глядя на него. «Обиделся, — подумал он, — и наверное, прав». А вслух сказал: — Нельзя сердиться на товарищей из зоны. Они должны знать правду.

— Но ведь я как раз и хотел объяснить им, как все было с Руменом. А мне показалось, что они нарочно не вышли на связь. Могли бы назначить встречу там, где им было бы удобнее.

— Разве ты не согласен с тем, что после провала Румена полиция была начеку и вы могли бы попасть в еще большую беду?

— Могли, но ведь этого не случилось.

— Ну да, пока все живы и здоровы. Никто из наших не арестован.

Данчо облегченно вздохнул. К нему медленно возвращалось самообладание. Он даже упрекнул себя: «Какую глупость чуть было не сделал, сам себе чуть петлю на шею не накинул!» И снова его одолевали сомнения, и он впадал в состояние истерии.

— Товарищ Чугун, — он положил руку на сердце и сам удивился своей подкупающей искренности, — с этой минуты я буду самым послушным исполнителем и бойцом в отряде. Всегда и везде ставьте меня на самые опасные места…

— Никто и не сомневался в твоей преданности и храбрости, — улыбнулся Чугун.

— Что правда, то правда, но я сам лучше других знаю, где ошибаюсь, — все так же горячо продолжал Данчо. — Я часто поступаю с людьми чисто по-военному и, может быть, поэтому не могу с ними сработаться. Признаю, что иногда бываю груб и несдержан, у меня нет такта и терпения, как у Чавдара. Если что-то сделано не так, как решено, я ругаю, настаиваю, даже запугиваю. Понимаю, что это неправильно, но такой уж у меня темперамент. Но когда речь идет о людях, которых знаю лучше, чем себя, верьте мне, очень прошу вас об этом.

— В наших оценках того или иного человека всегда могут возникнуть противоречия, но это не должно стать причиной для серьезных разногласий между нами.

— Да, но мне задали вопрос, откуда военные власти в Лозене узнали о наших предстоящих собраниях с другими партизанскими отрядами, ведь я правильно вас понял?

— Да, именно так.

— В Лозене мы были с Калычем. На встречу пришли Гешо и Райко. Девушка не пришла…

— Но она-то и сообщила, что военное руководство осведомлено, — прервал его Чугун.

— А от кого поступил этот сигнал? Неужели от Кирчо Слановского?

— Даже если и так, что в этом плохого?

— Не мне вам давать советы по конспирации. Вы более чем достаточно опытный в этом отношении человек. Но я убежден, что у военных нет точных сведений, они строят все только на предположениях. Они стараются расставить нам сети. И если у меня предубеждение к Кирчо Слановскому, то только из соображений предосторожности. Я знаю, какой он мягкотелый и трусливый…

— Но он готов перейти к нам с несколькими солдатами.

— Только его нам здесь и не хватало! Кровь Илии Велева еще не обсохла на его руках.

— А вот это мне в тебе не нравится, — слегка насупил брови Чугун. — То, о чем ты говоришь, еще не доказано.

— Да, это так. Но я не верю ни Пени, ни Кутуле, ни Йордану, ни Марину. Они покрывают Слановского и подхалимничают перед ним.

Чугун снисходительно усмехнулся:

— Данчо, ты действительно устал. Не забывай, что нам предстоят решительные стычки с врагом. Порох надо держать сухим…

Чавдар вернулся в отряд на пятый день. Он принес тревожные вести. Вместе с Чугуном и Калычем они отошли в сторону на короткое совещание.

Чавдар задумчиво смотрел перед собой, ковыряя тонким, упругим прутиком траву около своих ног, и, казалось, все еще не мог поверить собственным словам.

— Освободить Лиляну, когда налицо такие обвинения! — задумчиво покачал головой Чугун. — Значит, они задумали какую-то новую провокацию.

— Именно этого я и не могу объяснить, — болезненно вздохнул Чавдар. — Позавчера вечером она вернулась из города. К утру у нее поднялась температура. Начала жаловаться на сильные боли. Послали жену Гешо, чтобы узнать, что случилось. Лиляна сказала, что сообщит что-то очень важное, но только одному Гешо. Пришлось ждать вечера. Мне не хотелось рисковать, я боялся, что за домом наблюдают. В сумерки Гешо проник к ним. У нее была очень высокая температура. Днем вызвали врача. Он сказал — пневмония. Несколько раз Лиляна повторила Гешо, чтобы не доверяли Слановскому, но просила держать это в тайне. Была очень категорична: Слановский действовал по поручению полиции и военных.