Максим Шахов - Японская пытка

Чунто вышел из зарослей, у него в руках было несколько тростинок, густо унизанных еще живыми, дергающимися лягушками.

— Не угадали мы с сусликами, — проговорил Николай. — Наш тибетский монах, оказывается, гурман, предпочитает изысканную кухню.

Против лягушек никто ничего не имел. Даже американец, никогда не пробовавший их. В костре постепенно образовывались угли, а Галицкий занялся лягушками. Он готовил их первый раз в жизни, но зато знал, что в них можно есть. Он отсекал ножом задние лапки, Ямадо нанизывал их на тростинки, смоченные водой.

— Поближе их сдвигай, чтобы не было зазоров, — советовал поручик японцу. — Иначе наши шампуры перегорят.

Американский летчик разбросал непрогоревший тростник, оставив только тлеющие уголья. Теперь у каждого из беглецов в руках было по палочке, густо унизанной освежеванными лягушачьими лапками. Жар угольев подрумянивал их, кипел выступающий сок, потянуло ароматом печеного мяса. Голодные мужчины жадно вдыхали его.

— Я понимаю, что есть очень хочется, но лучше пересушить их, чем подцепить какую-нибудь заразу, — остановил Галицкий Ямадо, когда тот захотел попробовать свой «шашлык».

Наконец строгий военный медик дал «добро» начинать трапезу. Он не сразу набросился на аппетитные лягушачьи лапки, а как положено — помолился. Ричард, уже впившийся зубами в мясо, почувствовал себя неловко. И хоть и обещал не молиться до тех пор, пока не выберется из передряги и не напьется как свинья, все же стал беззвучно шевелить губами.

— Неплохо живем, — обсасывая косточки, говорил Николай. — Еда у нас, как в дорогом французском ресторане. Вот только без соли.

— Почему без соли? — передернул плечами Ричард. — Можно к краю озера сходить, это же солончак, там уже немного выпарилось на иле.

— Да ну его к черту еще куда-то ходить, лень! — махнул рукой Галицкий. — Хуже, что у нас хлеба нет, без него невозможно наесться. Чувствую, что уже завтра мы на эти лягушачьи лапки смотреть не сможем, а есть придется. Организму нужны калории, у нас еще впереди длинная дорога, и розами она не усыпана.

— Я вот тоже без хлеба наесться не могу, — поддержал русского американец. — И всегда удивлялся алеутам. Есть у нас на Аляске такой малый народ, типа эскимосов. Они хлеба вообще не едят. Только мясо, всяких морских котиков, тюленей, моржей. Это видеть надо: убили тюленя, и еще с теплого ножом сало вырезают и окровавленное жрут. Как только им подобное в горло лезет?! Я один раз попробовал, так оно же все рыбой пахнет, чуть не стошнило. Алеуты все здоровые: и мужчины, и женщины, и дети. Могут сутками на морозе ходить, спать, и не было еще случая, чтобы кто-нибудь из них замерз. А вот пить спиртное они совсем не умеют, выпьет чуть-чуть, почти с наперсток, и все — пьяный, словно влил в себя бутылку виски. И почему так, не знаю.

Николай обсосал еще одну лягушачью лапку и почувствовал, что насытился, бросил косточки в тлеющие уголья.

— Объясняется это просто. Есть так называемые «зерновые» народы и «мясные». Предки «зерновых» уже тысячелетиями занимались земледелием, пекли и ели хлеб. А хлеб в желудке начинает бродить, вырабатывает алкоголь. Вот и выработался в их организме специальный фермент, расщепляющий спиртное. А у народов Севера и у кочевников хлеба не было, они привыкли только мясо есть. Вот и не выработался у них фермент, отвечающий за алкоголь. Потому они так быстро и пьянеют.

Николай давно уже ни с кем не говорил, ведь не назовешь полноценным разговором его перестукивание морзянкой в корпусе «ро», и долгое вынужденное молчание заставляло его теперь просто болтать, наслаждаться тем, что можно беседовать. Камикадзе и тибетский монах, не понимавшие английского, тихо переговаривались по-японски о чем-то своем. А Ричард был не прочь послушать образованного человека. Он уже представлял себя вернувшимся домой, как он будет сидеть за стойкой в нелетную погоду, когда суровому полярному мужчине только и остается — пить виски в баре с другими авиаторами, когда за окном бушует метель и ни один самолет не может подняться в небо. Прикрыв глаза, американец представил себя подвыпившего, сидящего за барной стойкой с приятелями. А те, раскрыв рты, слушают его рассказы об ужасах, творившихся в корпусе «ро» и секретных лабораториях, где ставили опыты над живыми людьми, и о побеге, и о том, почему алеуты очень быстро напиваются.

Николай уже завелся.

— Деление на «зерновые» и «мясные» народы знали еще древние римляне, — углубился он в историю. — Когда римляне пошли в поход на Парфию…