Франтишек Фрида - Опасная граница - Повести

Ганка подняла с пола маленький кувшинчик, который матери подарили знакомые. У него была отбита ручка. Она укоризненно посмотрела на мать, но потом поняла, что эти когда-то дорогие для них вещи теперь потеряли всякую ценность. Она сменила на лбу Маковеца компресс, вытерла его желтое лицо, неподвижное, словно маска. Глаза его были закрыты, казалось, он уснул. Кто же теперь решится сказать ему, что утром приедут солдаты и санитарная машина отвезет его в госпиталь? Утро уже наступило, оно ломилось буквально во все окна, и сказкам пришел конец.

— Понимаешь, мы думали, что все будет иначе, — принялся объяснять Стейскал Ганке, когда она подошла к нему. Голос его дрожал.

— Что-то должно произойти! Неужели мы все тут...

Он обнял дочь. Девушка не удержалась и заплакала, роняя слезы на синее сукно его железнодорожной формы. Она не хотела умирать. Она хотела жить! Любить кого-нибудь. Жизнь всегда казалась ей широкой, светлой дорогой, уходившей вдаль... Почему именно сейчас, когда ее сердце впервые затрепетало от любви, которую она до сих пор только предчувствовала, почему именно сейчас она должна умереть?

В ее мысли неожиданно ворвался голос Пашека. Он просил у матери белое полотенце. Пашек выглядел теперь уверенным в себе человеком. Он тщательно стряхнул пыль с формы, затем положил на стол ремень с кобурой.

— Пойду сам поговорю с командиром «корпуса свободы», — сказал он твердо. — Необходимо добиться почетных условий сдачи.

— Попробуйте, пан начальник, но я не верю... — засомневался Стейскал.

— Сейчас каждая минута дорога. А помощь придет. Обязательно! Я чувствую это. Надо только задержать орднеров.

Стейскалова подала ему белое полотенце. Все вышли с Пашеком на платформу. Десять минут давно прошли, но вокруг станции все еще царила тишина. Что происходит? Почему генлейновцы не атакуют? Может, они получили сообщение, что приближаются чехословацкие войска?

— Прощайте, пан командир, — сказал Гентшель.

— Нет уж, приятель, до свидания! — усмехнулся старший вахмистр. — Я еще вернусь. — Потом вдруг он остановился, на минуту задумался; — Если же все-таки... сообщите моей жене... Нет, все это глупости! Ничего не случится! Ничего!

На краю платформы он с минуту постоял, как бы выбирая, в какую сторону идти. Неожиданный порыв ветра разогнал туман. Все увидели шоссе, деревья на его обочинах, часть луга, железнодорожную насыпь, убегавшую вдаль. Пашек направился к шлагбауму. Там он остановился, осмотрелся и решительно зашагал в сторону Шлукнова. Дойдя до деревьев у шоссе, он принялся махать полотенцем.

Ганка страстно желала, чтобы с ним ничего не случилось. Она не любила его, но не хотела, чтобы он погиб. Как-никак он был своим, членом этой небольшой группы, разместившейся в их доме. Пашек шел дальше, и белое полотенце трепыхалось в тумане.

— Не стрелять! — пронесся по лугу его зычный голос, и через секунду эхо возвратило его призыв.

Пашек уже исчез в молоке тумана, когда раздался винтовочный выстрел. Туман в том месте, где скрылся Пашек, на мгновение рассеялся, очевидно под порывом ветра, и все увидели старшего вахмистра, стоявшего на шоссе и неистово размахивавшего полотенцем. Опять кто-то выстрелил. Пашек схватился за руку и уронил свой флаг на мокрый асфальт.

— Не стрелять! — в этом крике сквозил страх, обуявший этого человека.

Ганка заплакала. Мать обняла ее и попыталась увести с платформы, но какое-то непонятное любопытство заставило девушку остаться вместе со всеми.

В тумане снова раздался выстрел. Пашек закачался. И сразу застрочил автомат. Слезы застлали Ганке глаза, а когда она протерла их, то увидела, что Пашек все еще идет в сторону противника, прямой и гордый.

Трубный глас Пашека разносился теперь по всему лугу — он ругался. Ругал орднеров самыми бранными словами и шел к ним. Шел совершенно безоружный, посылая ругательства своим невидимым врагам. Снова раздалась автоматная очередь, и Пашек упал на асфальт. Он уже не двигался.

Юречка открыл стрельбу из пулемета, и все окрест наполнилось оглушительным грохотом. Таможенник стрелял по опушке леса, по белой пелене, вставшей стеной от шоссе до самого дома. Похоже было, что туман вот-вот поглотит и их.

Все вошли в дом.

Ганка видела, что мать подошла к столу и стала класть что-то в сумку, в отцовский рюкзак. Юречка распихивал по карманам гранаты, отец держал в руках пистолет Пашека. У всех было дело, только она стояла и смотрела в пустоту широко раскрытыми глазами.