Франтишек Фрида - Опасная граница - Повести

Ганке стало жутко. Она испугалась, что мать станет унижаться, упадет на колени. Вахмистр казался ей воплощением зла. Никто не должен перед ним унижаться! Никто!

— Кто однажды предал, тот потерял честь навсегда! — выкрикнула она из окна.

Все удивленно посмотрели на нее.

— Как же он может дать честное слово? Как?

Мать стояла перед Биттнером, прямая и гордая, и голос у нее не дрожал. В каждом ее слове чувствовалась сила и решимость. Глаза Ганки наполнились слезами, сквозь них она видела, как Биттнер смутился и потупился, не выдержав взгляда матери:

— Это решит командир. Я один... я не могу ничего обещать.

— Придется сдаться, — заявил Пашек.

— Как же мы сможем защищать республику, если среди нас столько предателей! — вознегодовал Юречка.

— Она основательно прогнила, ваша республика. Мы наведем здесь новый, лучший порядок! — заявил Биттнер.

Неожиданна Юречка ткнул Биттнера стволом карабина в живот так, что тот согнулся от боли:

— Уходи или я тебя убью! Уходи! И если я тебя еще раз увижу...

— Юречка! — остановил его Гентшель.

Жандарм молча повернулся и направился к своим. Ярость у молодого таможенника сразу улетучилась. На лице его отразились беспомощность и отчаяние.

— Не сердитесь на меня, — проговорил он тихо и покорно.

Они вошли в дом: все вдруг начали дрожать от утреннего холода. По лугу плыл туман, и Юречка, стоявший возле пулемета, видел, как белая пелена все плотнее и плотнее укутывает со всех сторон станцию. Не упустили ли они самый подходящий момент, чтобы отступить? Сколько минут у них еще в запасе? Пять или, может, четыре? Маковец смотрел куда-то в потолок, на его желтом лице блестели капельки пота. Через минуту застучит пулемет, затрещат выстрелы винтовок. Удастся ли им остановить лавину, которая обрушится на них? На столе лежало несколько гранат и картонные коробки с патронами. Из одной выглядывали медные цилиндрики. Гентшель машинально вытирал ствол карабина, на котором выступила утренняя роса. Стейскал смотрел куда-то отсутствующим взглядом. А Пашек опять сел к столу. Им бы надо было уже занять свои места и готовиться к бою, а они сидели, тихие, подавленные, и ждали чуда, которое в последнюю минуту должно их спасти. Только Юречка прижал к плечу приклад пулемета, но потом отложил его, потому что ничего не видел, кроме белой пелены, проплывающей мимо окна.

Ганка подошла к радиоприемнику, повернула рычажок. Раздался слабый щелчок — шкала засветилась. Она стала искать волну. Сначала был слышен только треск, но вскоре девушка настроилась на радиостанцию, передававшую урок утренней гимнастики. Наконец поймала Прагу. Голос диктора был едва различим и временами исчезал совсем. Ганка хотела услышать какое-нибудь ободряющее сообщение, прижала ухо к приемнику, стараясь разобрать слова, которые произносились грустным голосом где-то далеко-далеко. Она смогла понять одно — Гитлер и Муссолини продолжают настаивать на своем. Следовательно, ничего утешительного.

— Ничего ты там не поймаешь! — бросил раздраженно Стейскал.

— Подождите! — крикнула вдруг Ганка: она услышала что-то о пограничных районах.

Голос диктора терялся, забиваемый помехами, потом совсем исчез и вместо него раздались звуки рояля, сопровождавшие урок утренней гимнастики.

— Панове, есть ли у нас вообще какая-нибудь надежда? — спросил Пашек и встал.

— Будем защищаться! — твердо сказал Гентшель.

— Надо вести переговоры, тянуть время, каждая выигранная минута имеет сейчас большое значение. Я верю, что нам помогут. Солдаты, жандармы! Ведь эта земля все еще принадлежит Чехословакии!

— Ну что мы все мелем языком, переливаем из пустого в порожнее. Время уходит, мы сидим сложа руки, а к нам в окна в любую минуту могут полететь гранаты. К черту все! Берите оружие и становитесь по местам! Если уж нам суждено погибнуть, то пусть это дорого обойдется нашим врагам! — гневно выпалил Юречка, и все осознали, что он прав.

С тех пор как ушел Биттнер, прошло десять минут.

— Туман густеет, — сказал Гентшель.

— Но орднеры наверняка уже приготовились.

— Идите вы к черту с вашим туманом! — взорвался вдруг Пашек и начал отдавать приказы, обретя наконец решимость.

По его приказу они переставили мебель в спальне, закрыли ставнями одно окно, диван с Маковецем перенесли в угол кухни — там было самое безопасное место. Стейскал притащил из сарая несколько бревен. Их сложили перед входам в дом. Принесли обитый жестью ящик с инструментами. Все работали споро. Юречка с пулеметом ходил по платформе, не снимая палец со спускового крючка. Однако все было тихо.