Евгений Погребов - Штрафной батальон

Пулеметы поубавили пыл фашистов, заставив их откатиться и залечь. Но положение штрафников, оборонявшихся вокруг церкви, оставалось сложным. Бой шел по всему поселку, постепенно смещаясь к противоположной окраине, и они, по существу, находились в тылу у гитлеровцев, теснивших подразделения штрафного батальона. Надеяться можно только на свои силы.

А силы таяли. И наконец перед вечером, впустив последних уцелевших под стенами солдат, Павел приказал забаррикадировать входную дверь. Горстка штрафников, укрывшихся в церкви, оказалась полностью блокированной.

Окружив церковь, гитлеровцы не пытались, как предполагали осажденные, взять ее штурмом, а довольствовались малым: захлопнув мышеловку, сторожили жертву, ведя прицельный огонь по окнам. Вреда штрафникам он не причинял, и Павел, помня об экономии патронов, запретил солдатам ввязываться в перестрелку, разрешив отвечать одиночными выстрелами и то лишь наверняка.

Бой, гремевший до глубокой ночи, так и не выплеснулся за пределы села. Отсюда Павел заключил, что обе стороны дерутся на пределе сил и что гитлеровцам пока не до горстки чужих солдат, оставшихся у них в тылу. Они оставляли их на потом. Правда, в сумерках фашисты подтащили совсем близко противотанковое орудие и сделали по церкви несколько пробных выстрелов. Но ожидаемого результата не достигли. Снаряды не пробивали кирпичную толщу стен, и от дальнейшего обстрела они отказались.

Благо, что не поняли другого. Каждый снаряд выбивал с внутренней стороны массу брызжущих кирпичных осколков. Почти шрапнелью были они для штрафников. Ромашова так увесистым куском по голове навернуло, что свалился наземь без памяти. Ну а кто синяками и шишками отделался, тот вовсе не в счет.

Пользуясь передышкой, Павел провел учет боезапасов и продовольствия. Результат получился малоутешительный. Патроны и гранаты еще имелись, а вот воды не оставалось совсем. После долгого взвешивания «за» и «против» решили под прикрытием темноты попытаться выбраться наружу и собрать все, что попадется под руку, с убитых в пределах церковного двора.

За полночь, когда тьма загустела, в перерывах между редкими всполохами осветительных ракет двое добровольцев — Кусков и Шведов — выбрались ползком на паперть и, скользнув по ней ящерицей, бесшумно растворились внизу.

Переживая за друзей, Павел с сохнущей от волнения гортанью ждал и готовил себя больше к тому, что вот-вот тишина вздернется, вспоротая раскатистой, захлебывающейся автоматной очередью, и пойдет вокруг греметь и сверкать. Но было до жути тихо.

Минут через сорок, показавшихся штрафникам бесконечно долгими, благополучно приполз назад Кусков, притащив две наполовину опорожненные солдатские фляжки с водой, пяток гранат и несколько горстей патронов. А Шведова не было. Минуты текли за минутами, а он все не возвращался. И было по-прежнему на удивление тихо.

Наконец, когда ожидание стало совсем нестерпимым, возле паперти возникло какое-то неловкое тяжелое движение.

— Принимай, братва! — позвал голос Шведова, и в следующий момент он сам, сгорбясь под тяжестью чьего-то безвольно обвисшего тела, рванулся вверх по ступенькам и распластался под дверью. Тотчас взвилась осветительная ракета, полоснула запоздалая очередь. Но поздно. Десяток рук уже втянули вовнутрь и Шведова, и его бездыханную ношу.

— Кто? — спросил Павел, наклонясь к лицу опустившегося в изнеможении на корточки товарища.

— Малинина, — хрипло, сквозь затрудненное, сдавленное дыхание отозвался тот.

— Где ж ты ее нашел?

— Здесь, неподалеку, в воронке присыпанная лежала. Возьми, там у нее сумка, я туда все сложил…

Потянувшись за санитарной сумкой, Павел ощутил неживой холод руки Малининой.

— Да она мертвая вроде?

— Живая была! — упрямо, зло возразил Шведов.

— Зачем ты ее приволок-то?

— А пусть знает, что и штрафники — люди!

Остаток ночи прошел спокойно. Судьбу осажденных должно было решить утро.

Часу в шестом гитлеровцы начали губительный для штрафников обстрел церкви из тяжелых минометов. Первой же миной, залетевшей внутрь через пролом в крыше, ранило Карзубого и одного солдата из пятой роты. Через двадцать минут уже было трое убитых и восемь раненых. Выбыл из строя Костя Баев. Крупный осколок ударил его в спину и вышел наискось в бок, повредив ребра. Замолчал пулемет: Фокину перебило обе ноги, слегка задело за руку Кускова.

Раненых пришлось срочно перетащить в наименее поражаемый осколками алтарь. Солдат на все окна хватать перестало, и Павел, чтобы не выказать немцам своей слабости, приказал штрафникам перебегать от одного к другому и стрелять из каждого. Несколько раз поменял позиции пулеметов. Но уловка не помогла, разгадали ее фашисты.