— Мне очень важны ваши мысли. — Белосельцев испытывал к полковнику все больший интерес, заслонявший внимание к янтарно-белому Дворцу, где стены были исстреляны и обуглены, за углом, смятый и изгаженный, стоял «Мерседес» Амина. Все это было не с ним. Не он бежал вверх по склону со штурмовыми лестницами. Не он молотил из «шилки» по окнам Дворца. Не он врывался под своды, швыряя гранату в караульное помещение гвардии. Все это прошло, сменилось иной реальностью, иной задачей разведчика. — Мне бы хотелось побеседовать с вами, если вы не против. Мне было важно узнать, что кадровые офицеры, получившие образование на Западе, остаются лояльными правительству. Власть доверяет им, вручает корпуса и полки.
Полковник колебался. Посмотрел на часы. Было видно, что предложение ему некстати.
— Видите ли, — в голосе его была неуверенность, — приближается час обеда. Сегодня я собирался обедать дома, дал обещание жене. Если угодно, мы можем пообедать вместе. И продолжим беседу.
— Мне, право, неловко, — неискренне сопротивлялся Белосельцев, тайно радуясь приглашению, зная, как тщательно от посторонних глаз оберегают свое жилище афганцы. — Я не испорчу вам семейный обед?
— Нисколько. Если вы согласны, мы можем ехать сейчас.
Белосельцев простился с Мартыновым, предполагая встретиться с ним через несколько дней в Джелалабаде, где готовилась совместная операция советских и афганских полков. Вслед за полковником Азисом вышел из Дворца на морозное солнце, и они на двух машинах покатили обратно по прямой, улетающей к центру Кабула Дарульамман.
В районе Карте Мамурин, где жила интеллигенция и средней руки чиновники, они остановились у небольшой двухэтажной виллы, обнесенной высокой оградой. Их встретил слуга в ветхих голубых одеяниях. Большая косматая овчарка страстно лизнула руку хозяина, покосилась грозно на Белосельцева. В стеклянных дверях появилась женщина, светловолосая, худенькая, очень легкая. Улыбалась, кивала полковнику и одновременно Белосельцеву, не удивляясь, а, напротив, радуясь его появлению.
— Моя жена Маргарет, — сказал полковник, изменившись в лице. Дрогнуло и исчезло выражение холодной любезности, сменилось нежностью, беззащитностью. — Она англичанка, — добавил он тихо. — Мы поженились в Англии. Пять лет живем здесь.
Белосельцев по-английски представился. Был введен в дом, в небольшую столовую, убранную по-европейски, с жарким электрокамином и накрытым столом. Слуга уже ставил третий прибор. Маргарет, опоясанная коротким цветным передником, вносила широкое блюдо с ворохом сочных трав, сине-зелеными перьями чеснока и лука, лиловым редисом, медового цвета кореньями.
Белосельцев нахваливал прекрасно сваренный горячий бульон, замечательный плов — белую, окутанную паром стеклянную гору риса с темнеющими ломтями мяса. Разрезал огненно-красный нариндж, выдавливая сок на длинные, хрупкие рисовые зерна, похожие на крохотные полумесяцы. Старался понять этот дом и уклад, случайно ему приоткрывшийся. Этих двух людей, чьи отношения были только слегка обозначены — нежной тревогой и гордостью, светившейся на лице полковника, ответными, короткими, словно о чем-то умолявшими взглядами жены.
— Превосходный плов, — сказал Белосельцев, обращаясь к Маргарет. — Настоящий афганский. Я ел такой в чайхане. Но этот вкуснее. Неужели вы сами готовите?
— Благодарю, — улыбнулась она. — Видишь, Азис, я достигла, наконец, совершенства. Гость не может отличить мой плов от того, что подают в чайхане.
— Гость — иностранец, — сказал полковник. — Он может и ошибиться в сравнениях. Не все, чем сегодня потчуют в Афганистане, является на самом деле афганским.
Белосельцев понял намек. Он касался советских транспортов, жужжащих на взлетном поле, патрулирующих на Чикен-стрит десантников в голубых беретах, охраны Кармаля, одетой в афганскую форму, разгромленного из «шилок» Дворца, и, быть может, его самого, Белосельцева, настоявшего на беседе.
— Значит, все-таки плов неудачный? Я не угодила тебе? — шутя, но и готовая огорчиться сказала она. — Если так, пусть готовит Сардар.
— Ну что ты! — спохватился полковник. — Чудесный обед. Наконец обедаю дома. А то все в штабе да в штабе, — объяснил он Белосельцеву. — Часто в гарнизоне ночую.
— Он совсем не бывает дома, — жаловалась Маргарет Белосельцеву. — Последний месяц я совсем одна. Это ужасно — оставаться одной. Раньше я ничего не боялась. У нас были знакомые, много милых людей. Мэри Матью из Американского культурного центра. Жена профессора Исмаила Шарида, он преподавал в университете историю. Бывал английский пресс-атташе, было много европейцев. Мы ездили в горы на пикники. Теперь все наши друзья уехали. Мне страшно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу