Александр Проханов: Восточный бастион

Руки его покраснели от холода. Он нежно, осторожно оглаживал снеговик. Снежная плоть казалась живой, полнилась соками, дышала, откликалась на прикосновения телесной упругостью.

Он стоял в палисаднике под березой, любуясь своим созданием, еще не зная, что станет делать дальше. Будто чья-то воля повлекла его в избу. Он растерянно вошел, оглядывая стол с неубранной посудой, висящую на стене картину с лиловыми астрами, остывающую беленую печь. Взгляд его упал на деревянную коробку, где хранились заброшенные фетиши его прожитой жизни.

Открыл коробку. Среди африканских безделушек, глиняных никарагуанских свистулек, спекшихся от жара фрагментов пулеметной ленты нащупал тяжелый плотный ком пуштунских украшений. Извлек на свет ожерелья, запястья, височные кольца и серебристые цепи. Все это понес из избы.

Снеговик стоял, овеваемый непроглядно-белым снегопадом. Белосельцев надел на него ожерелье из зеленых и розовых яшм. Поместил на груди кулоны из лазурита и золотистого лунного камня. Вдавил в мягкий снег тяжелые перстни. Оплел белыми цепями. Накрыл снежные волосы капюшоном из разноцветных стеклянных зерен и серебряных колокольчиков. Снежная дева в драгоценном убранстве стояла перед ним.

Он был один с девой среди непроглядного снегопада, отделенный от мира белым колеблемым покровом. Укрытый от неосторожного взгляда, он приблизил губы к снежной женщине и поцеловал в холодные губы. Почувствовал аромат талого снега и слабый, таинственный отклик. Он обнял деву и замер среди снегопада. И ему показалось, что они танцуют, звучит чуть слышная музыка, синий, в серебряной оправе кулон слабо мерцает на ее дышащей груди.

Отошел от снеговика. Приблизился к машине. Некоторое время стоял, глядя, как на стекло налипли белые хлопья. Осторожно, чтобы снег не попал в салон, открыл дверцу. Разместился на переднем сиденье. Все стекла были залеплены снегом, в салоне был белесый сумрак. Он включил радио. Сразу же заглушил звук и, глядя на электронные часы, на пульсирующие зеленоватые цифры, ждал, когда наступит время последних известий. Повернул регулятор звука.

Чутко слушал сообщения об очередном конфликте президента и Государственной думы. О перестрелке на чечено-дагестанской границе. О переговорах с Международным валютным фондом. Изменившийся, резко-взволнованный голос диктора с пометкой «срочно» сообщил:

— Как только что сообщили из Тулы, сегодня, во время деловой поездки, там был застрелен депутат Государственной думы, известный своими оппозиционными взглядами, генерал Григорий Ивлев. По предварительной версии, смерть наступила после выстрела в голову из снайперской винтовки, что наводит на мысль о спланированном заказном убийстве. На место происшествия выехала специальная следственная группа Генпрокуратуры и МВД…

Вслед за этим известием, почти без паузы, тот же диктор сообщил:

— Представитель пресс-центра ФСБ распространил информацию, согласно которой произведены аресты среди сотрудников ряда фирм, выполняющих посреднические операции в торговле с Ираном. Среди арестованных известный бизнесмен Имбирцев, чьи связи с военно-промышленным комплексом давно привлекали к себе внимание правоохранительных органов. Арестованные подозреваются в незаконной передаче Ирану секретных военных технологий, что наносит государству ощутимый политический и материальный ущерб…

Диктор продолжал говорить о концерте Филиппа Киркорова, о премьере патриотического фильма Никиты Михалкова. Завершил сообщением о погоде, о снегопадах и оттепелях в районах Центральной России.

Белосельцев выключил приемник и так же осторожно, чтобы снег не задуло в салон, вышел из машины. С неба сыпало густо, мягко. Изба едва виднелась сквозь белую завесу. Украшения на снеговике были наполовину забросаны снегом.

Белосельцев вышел сквозь калитку на улицу. Домов не было видно. Дорогу на глазах заносило, и казалось, земля пролетает сквозь снежные слои Вселенной. Он шел по дороге, чувствуя, как лепит ему глаза, обкладывает влажной прохладой щеки и рот, словно кто-то делал с него, живого, посмертную маску. Он был спокоен, ничего не боялся, ничем не дорожил. Он завершал свой срок на земле. И кто-то, невидимый, ведающий о нем, хотел увековечить его. Делал с него снежную посмертную маску.