Александр Хамадан - Гнев

Садао писал быстро: он заранее тщательно обдумал каждое слово. Наконец он поставил свою подпись и передал карандаш Тари. Тари прочел письмо, улыбнулся, вывел свое имя и сказал:

— Очень хорошо!

Садао положил бумагу на видное место и придавил ее камнем. Они осторожно пошли вперед, унося с собой ручные пулеметы. Их окликнули только один раз. Садао грубым голосом назвал пароль, и они вышли из лагеря, погрузившись в темноту.

Шли быстро всё вперед и вперед. Вот и лес. Они остановились. Здесь их застал рассвет. Перед ними открылись холмы, уходящие в безвестную даль, в их будущее. Где-то далеко позади слышались неясные шумы, рокот танков, звуки сигнальных рожков. Теперь они были одни, свободные. Все осталось там, в лагере: и унтеры, и офицеры, и мордобой, и ненавистное, чужое дело. Впереди были редкие передовые группы охранения японских войск. Дальше шли китайские позиции, за ними город Юлань. Итти можно было только вперед. Путь назад был отрезан, с прошлым все покончено.

Солдаты пошли к холмам. Только теперь они почувствовали усталость, голод. Тари вытащил из необъятных карманов своих штанов несколько пакетиков с сухим вареным рисом и кислой редькой. Он был запасливым человеком. Ели они на ходу, не разговаривая.

Внезапно из-за холмов на них наскочил конный китайский разъезд. Верховые вскинули винтовки, направив их на солдат. Садао приветливо улыбнулся и стал торопливо рассказывать китайцам, кто они такие.

Верховые подъехали еще ближе, не опуская винтовок, суровые и настороженные. Садао вдруг засмеялся, сообразив, что китайцы не понимают его. Тогда перебежчики положили пулеметы на землю, показывая этим свои мирные намерения. Садао, волнуясь и путаясь, начал говорить на ломаном японском языке:

— Наша ходи ваша, война нет, коммунисты хорошо…

Между тем верховые окружили солдат, все так же держа винтовки на изготовку и не упуская из виду лежащих на земле пулеметов. И вдруг Садао, шлепнув себя по лбу, несколько раз подряд крикнул, тыча себя и Тари в грудь:

— Буэрсавэйк! Буэрсавэйк!

Это китайское слово было прочитано им однажды в какой-то газете и надолго осталось в памяти. Оно значило: большевик. Верховые, услышав это слово, оскалились в улыбках. Один из них спрыгнул с седла и подошел к солдатам. Он говорил им что-то. Но это было столь же загадочно и непонятно, как и недавняя попытка солдат объясниться с китайцами.

Наконец люди нашли общий красноречивый язык жестов. Солдаты пошли рядом с конными, их пулеметы лежали на седлах. Невдалеке, в ложбине, образованной холмами, они встретили другой китайский разъезд. Солдат посадили на коней, и они, сопровождаемые первым разъездом, помчались к китайским позициям.

Перебежчиков провели к командиру бригады. Сюда уже прибыл китайский солдат, бывший студент, знавший японский язык. Садао и Тари быстро рассказывали о себе. Студент едва успевал за ними переводить. И по мере перевода суровое лицо комбрига делалось все более мягким, глаза его дружелюбно блеснули. Солдаты рассказали, как они выпустили весь бензиновый запас танкового отряда и что танки поэтому не пойдут в атаку. Солдат расспрашивали долго, подробно и осторожно.

Китайское командование справедливо опасалось хитроумной ловушки коварного противника. Враг мог переодеть в солдатские гимнастерки опасных шпионов и перебросить их под видом перебежчиков к китайцам.

Комбриг напряженно думал, взвешивая каждое слово солдат. Он незаметно окидывал их проницательным взглядом. Честные, простые лица солдат, их бесхитростный рассказ располагали к ним. Но этого было еще недостаточно. Ему вверена была целая бригада, несколько тысяч человеческих жизней, и он обязан был тщательно продумать и взвесить каждое слово японских солдат. Перебежчиков увели. Комбриг приказал накормить их, окружить дружбой и вниманием. В палатке остались командир бригады и его помощник. Это были старые боевые товарищи, участники Великого похода, коммунисты.

— Солдаты производят впечатление честных людей. Их рассказ похож на правду, — сказал комбриг.

— Я так же думаю о них, — согласился его помощник.

В палатку вбежал начальник разведки. Он коротко и точно, по-военному, доложил комбригу:

— На японских позициях — заметное оживление. Японская часть, занявшая позиции в пять часов утра, отводится с участка фронта шириной в километр, остаются редкие цепи охранения.

Все стало ясно. Перебежчики сказали правду: японцы готовят танковую атаку. Решение было принято. Комбриг и его помощник поспешно вышли из палатки.