Владислав Шурыгин - Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»

В воспоминаниях Кости, несмотря на всю их прямолинейность, все же было что-то очень дорогое и знакомое каждому из лейтенантов. Неулыбчивый Даньшин и тот светлел лицом: «Я, ребята, уже забыл, какая она, земля, бывает. Все думается, что и она — железная…»

«Ничего, хлопцы, — бодрился Костя, — надеюсь, по суше мы еще топнем ногами. Дам вам на всякий пожарный случай свой адресочек. У меня квартира отдельная. Мама эвакуировалась. Патефончик, пластиночки мировые. Помните? «У меня есть тоже патефончик, только я его не завожу. Потому что он меня прикончит, я с ума от музыки схожу!» «Любушка» есть, «Андрюша», «Рио-Рита». Девчат пригласим, водочки-винца выпьем, потанцуем! Заходите обязательно!»

…Возле рубки стояли и сидели полтора десятка старшин и краснофлотцев. Одеты кто в шинели, кто в бушлаты, а двое даже в полушубках. Середа собрал боевой актив плавбатареи. В руках у комиссара — свежий номер газеты. Политотдельцы ОВРа вовремя позаботились о ее доставке. Ровным уверенным голосом Середа читал:

— «Операция по выводу воинских частей из Одессы была проделана советским командованием организованно. Из города вывезены все войска, артиллерия, танки, бронемашины, тракторы, лошади, большое количество разного груза. Эвакуированы все раненые, а также десятки тысяч гражданского населения».

Плавбатарейцы жадно ловили каждое слово комиссара. Старшина 1-й статьи Сиротов, толкнув локтем краснофлотца Пузько, шепнул:

— Слышал? Десятки тысяч гражданских!

Гавриил Пузько рассеянно кивнул. Он не состоял в боевом активе, но мичман Бегасинский освободил своего помощника от самых срочных работ: пусть Гавриил Васильевич послушает сводку, поговорит с комиссаром, облегчит душу. В Одессе у Пузько осталась семья…

— «Неприятель был в полном неведении, — читал Середа. — Этому способствовали удачный маневр и военная хитрость, примененные советским командованием. Перед отходом наши войска совместно с кораблями и авиацией Черноморского флота произвели ряд мощных огневых ударов по неприятелю. Организованный и внезапный отрыв наших войск под прикрытием арьергардов ввел противника в заблуждение и позволил беспрепятственно провести посадку войск на транспорты и боевые корабли.

Вражеские генералы не догадывались об эвакуации наших частей до последней минуты. Достаточно сказать, что через 5–6 часов после отплытия последних кораблей неприятель продолжал бомбардировку с воздуха и артиллерийский обстрел переднего края обороны города, хотя там наших войск совершенно не было». — Середа улыбнулся, развел руками, как бы говоря: «Вот так!» Докончил читать статью: — «Действующая армия, 20 октября».

— Здорово! — восхищенно воскликнул моторист Шилов. — Неужели все так и ушли?

— До единого бойца! — заверил Середа.

— Хорошо…

— А чего хорошего? Город-то сдали…

— Сдавать-то мы научились. Когда брать научимся?..

Середа строго взглянул на старшину-пулеметчика Василия Андреева, оборвал заговоривших было людей:

— Оставление нами Одессы, товарищи, обусловлено сокращением боевых коммуникаций и участков фронтов. Обстановка серьезная. Противник рвется в Крым. Идут упорные бои па Ишуньских позициях. Кстати, наверное, туда сегодня уходят наши с вами боевые товарищи…

Все невольно взглянули в сторону кормы: там возле борта толпились работавшие по перегрузке орудий моряки, виднелась стрела крана, а место, где еще недавно было установлено орудие, пустовало… Видно, действительно на сухопутье трудно, если потребовалась морская помощь.

— Непосредственно к нам, в Севастополь, прибыла вся героическая Приморская армия.

— Вся к нам?! — удивленно спросил Андреев.

— Да, все войска только к нам. В Крым, в Севастополь!

— Ну, тогда немцам — мертвого осла уши, а не Севастополь! — весело вставил парторг Михаил Бондарь.

Батарейцы заулыбались. Заканчивая беседу, Середа попросил всех взять свежие газеты и провести в первой половине дня политбеседы о текущем моменте.

Тем временем перегрузили на транспорт второе орудие. Старший лейтенант Иващенко поторапливал:

— Давай скоренько, Сергей Яковлевич! Не ровен час, фрицы налетят, а мы гуртом стоим, да и куда мне с этой «Коломбиной»! — Иващенко кивнул на транспорт.

Мошенский в свою очередь поторопил Лопатко.

…Отъезжающие краснофлотцы и старшины были построены в одну шеренгу около борта. Перед каждым на палубе лежал тощий вещевой мешок, и в нем сухой паек на двое суток.