Юрий Иваниченко - Крымскй щит

И вот что странно: ты как-то ни разу толком не рассказал о том, что было с тобою до лета сорок первого, когда ты оказался в отряде…

Казалось, что до войны паренек из Левкополя Сталинского района, который занимал большую часть Керченского полуострова, работал простым водителем «полуторки» на местной МТС только по недосмотру райвоенкома. Его бы в Качу сразу определить, в аэро- или парашютный клуб, в первое ещё в дореволюционной России лётное училище под Севастополем. Или, на худой конец, в ближайшее танковое училище, согласно лозунгам скрытой предвоенной мобилизации: «Все на…» — на самолёты, планеры, танки и парашюты, или мордой в противогаз, если совсем уж некуда…

Но Серёга Хачариди сравнительно смирно дождался призыва на срочную службу, катая в дощатом кузове полуторки звонких совхозных девчат по виноградникам и баштанам, неутомимо балагуря с ними с «беломориной» в зубах и кося на девчачьи румяные икры карим миндалём античного героя с краснолаковой греческой вазы из-под темно-русого курчавого чуба.

И ничем в принципе, кроме особых ловкости и бесстрашия в битвах «стенка на стенку» совхоза им. Сакко с колхозом им. Ванцетти, не отличался паренёк, за что был нередко отведим за ухо участковым уполномоченным к парторгу, но всякий раз отпущен под «ай-яй-яй» комсомольской ячейки МТС, потому как — урожай, заготовка или: «А кто доски повезёт на строительство свинофермы?! Сами, что ли?!»

И только на службе открылись у Серёги действительные его таланты и призвание. И то не сразу, не тогда, когда куль соломы трехгранным штыком колол или перловку «дробь 16» в термостатах развозил на «полуторке» по учебным позициям, а когда до дела дошло. В финскую кампанию.

Это был её первый период, начавшийся со слов Сталина на совещании в Кремле: «Мы лишь чуть повысим голос, и финнам останется только подчиниться. Если они станут упорствовать, мы произведём один выстрел, и финны поднимут руки и сдадутся».

Для ведения войны казалось вполне достаточным задействовать один только Ленинградский округ и корабли Краснознаменного Балтийского флота. Операцию возглавил легендарный «красный маршал» Ворошилов, полководческий гений которого так и не выбрался из Гражданской. Пресловутую «Линию Маннергейма», о которой советское командование ничего не знало достоверно, предполагалось взять на «Ура!» лобовыми атаками в течение двух недель…

Отрезвление было жестоким…

44-я дивизия 9-й армии наступала из района Важенвара по дороге на Суомуссалми на помощь окружённой финскими войсками 163-й дивизии. Части дивизии, чрезмерно растянутой на марше, в течение 3–7 января неоднократно атаковались финнами со всех направлений. В итоге 7 января продвижение дивизии было окончательно остановлено, и её основные силы оказались запертыми на лесных дорогах.

Положение отнюдь не было безнадёжным, прежде всего потому, что 44-я имела значительное техническое преимущество перед финнами, но командир дивизии Виноградов, полковой комиссар Пахоменко и начальник штаба Волков, вместо организации обороны и вывода войск из окружения, бежали сами, бросив войска. При этом Виноградов отдал приказ выходить из окружения, бросая технику…

Позже Виноградов, Пахоменко и Волков были приговорены военным трибуналом к расстрелу и казнены публично перед строем дивизии, но это случилось позже…

Руль ЗИС-5 не был оборудован гидроусилителем — мышцы рук через час по «пересечёнке» ныли, будто гири тягал до одури; тормоза были сугубо механические — ни воздуха, ни масла в подмогу, что выдавишь из педали тормоза, то твоё… Поэтому рулить трехтонным потомком AM О братьев Рябушинских по снежному бездорожью Финляндии было делом воистину каторжным, хотя на проходимость грузовика жаловаться было грех. Пёр по снежно-грязевой топи «Иосиф Виссарионович» как по Политбюро, не взирая и не оглядываясь…

«Принимай нас, Суоми — красавица…» — стиснув зубы, зло мычал Сергей геройскую песенку, срочно разученную войсками по поводу «освобождения рабочих Финляндии от гнёта империалистов и белогвардейцев», выворачивая при этом непослушную баранку навстречу очередному заносу…

Ещё чуть-чуть, и снесёт вынесенный далеко вперёд… — потому и рулить так тяжко… — передний мост грузовика на гусеничную станину гаубицы, 105-миллиметровый ствол которой воткнулся в придорожный бурелом, словно странно-прямое железное бревно. Тракторный тягач стоит рядом пустой, дверца распахнута, но на порожке бурые пятна замороженной крови…