Миклош Сабо - Команда Альфа

Штатский засыпал меня вопросами.

Я молчал.

Он держался в рамках приличия, даже вежливо. Только в словах его сквозила злоба.

— Так мы с вами ни до чего не договоримся! Вы принуждаете меня обратиться к людям и просить их научить вас разговаривать!

Так как я и на это не ответил, он кивнул одному из палачей. Тот подошел и сорвал с меня рубаху. Двое его помощников поднесли металлический ящичек величиной с обувную коробку; он, видно, был очень тяжелым, так как несшие его сгибались. Четвертый палач стал натягивать резиновые перчатки.

Что это они, уж не собираются ли вспороть мне живот?

Мои глаза на опрокинутой голове вытаращились.

В демонстрируемых нам фильмах встречались и такие кадры, так что я не удивился бы, если бы они и испытали на мне этот способ.

Да, особой бодростью духа в те минуты я похвастаться не мог.

— Ну как, вам еще не надоело играть в «молчанку»? Нет? В таком случае приступайте, ребята!

Из ящика с двух сторон были выведены два кабеля.

Их пластырем прилепили к моему голому телу. Точнее, к той части его, где предполагается вход в желудок.

Мои внутренности пронизала невыносимая боль. Сердце, печень, почки и, конечно, желудок запрыгали, будто собрались оторваться и выскочить из тела, каждая частица которого содрогалась.

— Ну как? Если надумали говорить, я велю снять с вас все это! — уговаривал меня штатский.

«На кой черт тебе эти пытки?! Скажи им все, что они захотят — и дело с концом!» — уговаривала меня моя истерзанная плоть.

«Как бы не так! — отрезало мое настоящее «я». — Нет, пусть они увидят, что у меня и теперь еще есть силы для сопротивления!»

— Ух, и твердый же орешек попался! — осклабился допрашивавший меня тип и снова подал знак палачам.

По телу у меня пробежали мурашки. Ощущение было такое, словно мне начали массировать мышцы. Я даже нашел это приятным. Простофиля на моем месте уже поверил бы в то, что его пожалели. Но не я. Следующий миг показал мне, где раки зимуют!

Легкое онемение внезапно перешло в острую боль и подергивание всего тела. Казалось, настал мне конец! Это была боль смерти. Это было слишком.

Сколько времени забавлялись они таким образом, я не знаю. По их исчислению, может, десять минут, по моему — годы. Сила тока колебалась: то слабела и тогда лишь щекотала, то, внезапно усиливаясь, просто выдирала мне нутро.

Когда палачи убедились, что все их попытки тщетны, они меня отвязали. Я упал и распластался на земляном полу, как раздавленная лягушка.

— Ну как, герой? И это все, на что вас хватило? Встаньте да оглянитесь вокруг!

Штатский говорил иронически, но неизменно вежливо, зато «эм пи», не церемонясь, мигом поставили меня на ноги. При иных обстоятельствах их хватка была бы мне нипочем, теперь же болью отдавалось всякое прикосновение.

— Осмотритесь как следует! И подумайте, будет ли у вас настроение для дальнейших экспериментов? У нас еще великое множество всевозможных орудий. Не собираетесь ли вы их все испытать на себе?

Меня водили по залу.

По уложенным на полу бревнам двое парней катили железную смоляную бочку. Их усилия говорили о том, что бочка отнюдь не пустая. И этот способ был мне известен, так же как и остальным, кого в качестве жертвенных животных забросили сюда, дабы каждый на собственной шкуре испытал все виденное на экране. Но пережитое нами наяву далеко превзошло фантазию режиссеров.

— Остановитесь, покажите-ка этому петушку, что в этой бочке! — распорядился штатский.

Толкавшие бочку парни — их таким образом «развлекали» — были тоже «пленные». Заслышав приказ, они поставили бочку и сняли с нее крышку.

И надо же было узреть мне в ней именно Сэма. И в каком виде! О, в каком виде!

Он купался в собственном поту. Отделявшаяся от стенок бочки смола большими лепешками облепляла его тело. А свободные от смолы участки кожи пестрели кровоподтеками и ссадинами.

— Как поживаете? — склоняясь над ним, спросил штатский.

— Тьфу! — Сэм поднял измученную, избитую голову и плюнул ему в глаза.

— Браво! — Штатский вытер слюну, при этом голос его оставался по-прежнему бесстрастным. — Ну раз так, то продолжайте, ребята!

Меня оттянули прочь и приволокли к вырытой в земле яме. Подняли люк.

Я обомлел. Передо мной чернела дыра размером не больше квадратного метра, высотой 70–80 сантиметров. Дно ее покрывала вонючая жидкая грязь, от которой теперь, в эту знойную пору, подымались тяжелые клубы пара. Существо, которое я увидел в этом аду, скорее было мертвым, чем живым. Несчастный даже не сидел, а просто свалился в тягучий ил, раскинув руки и ноги и опустив голову в слякоть.