Саша Вуже - Альфа, альфа и омега

– Раздевайся, – бросил Харри, влетая в каюту Винса. Принялся стягивать с себя галстук и расстегивать темно-синий китель с золотыми кадетскими погонами.

Сбросил с ног ботинки, развернулся, тяжело дыша. От него пахло течным омегой – пока едва заметно, тонко. Тем не менее Винса будто ударили в живот: возбуждение разогналось в крови мгновенно, как звездный клипер за секунду разгоняется до пятой сверхсветовой.

Харри, не двигаясь, стоял на пороге и доставал бы Винсу почти до подбородка, если бы тому пришло в голову встать из-за письменного стола и обернуться. Но Винс оставался на месте, сидел боком ко входу, не пытаясь даже скосить на Харри глаза. Старался успокоиться и прокручивал в голове план: поговорить, не поругаться, трахнуться, снова поговорить и снова не поругаться.

– Винс Авило, чего сидишь? Раньше начнем – раньше закончим. – Харри втянул носом воздух. – Раздевайся.

Он сверлил глазами щеку Винса, и тот изо всех сил пытался держать себя в руках.

– Авило, ну не залупайся!

Да какого серпентового хвоста?!

Винс обернулся, чтобы предложить Харри поискать желающих выебать его – хоть в одиночку, хоть толпой – в общей каюте.

Но дыхание привычно перехватило, и Винс подавился словами. Было что-то несправедливое в том, насколько Харри красивый. Яркие красные губы, четко очерченные и искусанные, серые глаза с длинными ресницами, белая кожа с тенью щетины на подбородке и мягкие волнистые волосы, коротко подстриженные на висках, как у всех кадетов Военно-космической академии. Рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, ослабленный узел галстука.

Харри был похож на грех, на ожившую фантазию из порно или на суккуба, которым стращали прелюбодеев в далеком Средневековье. Несмотря на это, голубая кровь и белая кость считывались в нем с лету: по какой-то особой посадке головы, по осанке, по взгляду, еще по тысяче деталей, которым Винс никак не мог подобрать определение.

Впрочем, на умении Харри ругаться его титул и воспитание никак не отражались.

Откинувшись в кресле, Винс прищурился, хотя больше всего на свете хотел Харри обнять и уткнуться носом ему за ухо, где омежий запах, который проявлялся только во время течек, ощущался сильнее всего.

Сам Винс был полной противоположностью Харри. Выходец с рудников Делады, огромный и неуклюжий, он возвышался минимум на полголовы почти над каждым в академии. Белобрысый, с крупным носом и до глупого длинными ресницами. Всю правую щеку Винса покрывал шрам – ожог от огневого камня. Наверняка Харри было противно на него смотреть.

Впрочем, Харри терпеть не мог Винса целиком и полностью, но – вот уж вселенская несправедливость – Винс был единственным, к кому Харри мог обратиться за помощью «в особые дни». Харри. Сын герцога и наследник одной из самых влиятельных семей Империи, лучший кадет и первый кандидат на то, чтобы уже через месяц стать командиром собственного линкора, а затем дослужиться до адмирала и командовать целой эскадрой.

Омега, которому не светит даже место практиканта, если о его втором поле станет известно.

Увидев колебания Винса, Харри ухмыльнулся и поправил воротник, открывая шею еще сильнее – и ноздрей коснулась новая волна призывного запаха.

– Давай, Авило, не будь как осел рудовой. Ты и так тупой, а тут еще и медленным вдруг стал.

От злости руки Винса сжались в кулаки.

– Что-то я сегодня не настроен, – протянул он. – Попроси меня получше, вдруг что и обломится.

– Дерьмо ты серпентово, Авило, – резюмировал Харри, заходя в комнату и падая на койку Винса. – Глаза бы мои тебя не видели.

– Нет проблем, – криво ухмыльнулся Винс. – Уткнись сегодня носом в подушку.

Из горла Харри вырвался рык, который в исполнении альфы мог бы быть злобным, а в исполнении течного омеги получился призывным, мягким.

Черта с два Винс сделает это сзади и лишится возможности наблюдать за тем, как упрямое выражение лица Харри сменяется возбужденным, а затем ненадолго становится нежным.

Воздух в комнате сгущался, запах Харри становился все тяжелее, делался густым, как аромат дурман-травы в начале лета. У Винса стояло до боли. Хотелось зацеловать Харри. Уложить на спину, аккуратно раздеть, касаясь губами каждого участка кожи, и чтобы Харри раскрывался перед ним, и чтобы улыбался, и стонал довольно, и обнимал.

Харри задышал чаще, тяжелее, и Винс мог бы поклясться, даже сидя на расстоянии нескольких шагов, что его тело стало горячее.