Через месяц после первой течки Харри оказался на пороге каюты Винса посреди ночи, возбужденный настолько, что хотелось вознести равновесию хвалу за то, что его никто не учуял. То же самое повторилось и на следующий месяц, и на следующий за ним.
Благодаря регулярным случкам (назвать сексом или любовью то, что происходило между ними, у Винса язык не поворачивался) Харри удавалось скрывать, кто он есть. Но до выпуска и следующего за этим распределения оставалось всего несколько недель, и дальше Харри придется как-то справляться самому. Винсу не хотелось даже думать об этом.
Он успел скормить Харри несколько пластинок шоколада и напоить его, а затем стереть сбежавшую с края рта каплю, прежде чем узел начал спадать и Винс смог немного отодвинуться. Он проследил за тем, чтобы Харри улегся поудобнее: желание заботиться об омеге, который принадлежал ему, было нестерпимым, и Винс теперь понимал альф с родной Делады, которые, встретив симпатичную омегу, спешили таскать ей еду, цветы, сладости и теплую одежду, строить с ней общую хижину и заводить детей.
Харри пошевелился, и Винс уже успел напрячься, но тот вдруг развернулся, не просыпаясь, и уткнулся ему в плечо. Перекинул через его талию руку и тихо вздохнул, будто собирался спать дальше.
Конечно, это было не так. Уже через несколько секунд расслабленное тело в руках Винса одеревенело, и дыхание Харри сбилось. Он все еще был не в себе после течки, а потому просто отодвинулся от Винса и сел, тихо охнув.
«Убирайся отсюда», – хотелось сказать Винсу.
«Никуда не уходи», – хотелось ему сказать.
«Только не устраивай то, что обычно устраиваешь», – хотелось попросить.
«Пожалуйста, давай поговорим».
Посидев немного, Харри ругнулся сквозь зубы и зашарил по кровати, нащупывая свою одежду и отбрасывая прочь вещи Винса, которые попадались под руку. Потом встал и привычно забросил все целым комком в ящик клинера, который стоял в углу. Тот зашелестел, принимая добычу и начиная санобработку. Через несколько минут на одежде Харри не останется ни запаха, ни грязи, разве что пуговицы рубашки так и останутся оторванными. Винс не собирался извиняться.
Харри обернулся, и взгляд его упал на початую упаковку шоколада и на воду. Он поморщился, будто ему серпентовы яйца под нос сунули.
– Никто не давал тебе права засовывать в меня это дерьмо, – буркнул он. Голос все еще был хриплым и усталым. – «Центрумом» только свинобатареев кормить. Ненавижу вкус этого гребаного шоколада. Хватит того, что я вынужден терпеть твой хер, – пожаловался Харри и закрыл лицо руками.
Внутри все закипело, забурлило, как выпущенная наружу жидкая плазма.
– Когда ты гнешься, как сучка, и течешь, ты нравишься мне больше, ты знал? – ухмыльнулся Винс. – Харри, детка, когда ты умоляешь трахнуть тебя и пытаешься посильнее насадиться на член, м-м-м-м… – он издевательски прищурился и цокнул языком. – В этом твой истинный талант, а не в войне. Когда тебя выпрут из академии, не пропадешь. Будешь звездой. Ты такой гибкий. Такой жадный.
Харри зарычал и бросился на Винса, и, конечно, они сцепились, пытаясь выломать друг другу руки, на кровати, которая все еще был смята и испачкана их спермой. Харри был физически слабее, особенно сейчас, после течки, и Винс скрутил его, прижав лицом к постели.
– Если ты хочешь еще раз, то можешь просто сказать, – сказал он, наклонившись. – А если не хочешь, то засунь язык в задницу и выметайся сразу, как твое барахло достирается.
Больше они не сказали друг другу ни слова до того момента, как Харри остановился на пороге, поправляя манжеты и растерянно отряхивая кадетские погоны от невидимой пыли. Винс, ничуть не стесняясь, сидел на кровати, развалясь и скользил по Харри сытым взглядом.
– Наслаждаешься моментом, а, Авило? Спорим, тебе с твоей рожей просто по доброй воле ни одна женщина не давала? – спросил Харри. – И присунуть мужику, еще и тому, у которого другого выхода нет, – это все, что тебе светит в этой жизни?
– Нет. Просто я считаю, что это неправильно. Если обо всем станет известно, тебя исключат из-за пола, а не из-за того, какая ты заноза в заднице.
Харри хмыкнул и вышел, закрыв за собой дверь, а Винс остался один на один с самим собой, с пахнущим Харри и сексом покрывалом, с надкусанной шоколадкой, с ополовиненной бутылкой воды и с рассыпанными по полу оторванными пуговицами.
Хотелось Харри помочь, сделать так, чтобы он был счастлив, но Винс не знал как. Течки прекратились бы, если бы Винс оставил на Харри метку, но это только усугубило бы проблему с запахом: он станет совершенно очевидно омежьим, и притвориться альфой Харри сможет разве что перед жителями туманности Бумеранг, у которых хронический гайморит с рождения.
Читать дальше