Саша Вуже - Альфа, альфа и омега

Изнутри душной волной поднимались стыд и отвращение к себе – как и много раз до этого.

Харри всегда был сонным после секса, будто тот выкачивал из него все силы, и Винсу нравились эти моменты. Его член все еще внутри Харри, а узел надежно запечатывает сперму, хоть Харри, конечно, и не сможет забеременеть: все-таки он мужчина. Винс обожал эти моменты за то, что возбуждение уже начинало спадать, но Харри все еще был рядом. У них есть еще около получаса, а если повезет, то и сорок минут.

Сейчас глаза Харри были закрыты, ресницы отбрасывали на щеки длинные тени. Он спокойно дышал, все еще доверчиво прижимаясь и позволяя себя обнимать.

Мимо его плеча Винс потянулся к прикроватной тумбочке, вытащил воду и припрятанный как раз на случай течек Харри шоколад «Центрум». Стоил он космических денег, особенно здесь, на краю Магелланова Облака, или просто Магелланки, где вот уже несколько лет базировалась главная станция академии. Кажется, это было любимое лакомство людей круга Харри. Сам Винс этот шоколад даже не попробовал: не хотелось. Да и жалко было.

– Эй, милый, – позвал он, пользуясь тем, что Харри все еще находится в блаженном эндорфино-окситоциновом беспамятстве. – Поешь, тебе нужно.

Омег истощала течка, как морально, так и физически. Особенно мужчин-омег, которые сами по себе были ошибкой природы: все-таки их организм не был рассчитан на такую ударную дозу гормонов, да и с тем, ради чего все затевалось – зачатие и продолжение рода, – пролетали.

Харри в генетической лотерее достался самый проигрышный билет из всех возможных. Узнал он об этом всего полгода назад, когда второй пол, омежий, проявился сразу яркой болезненной течкой. Винс оказался рядом: их с Харри в тот день назначили нести нижнюю вахту в топливном отсеке. К счастью, никого больше там не было, иначе Харри вылетел бы из академии, как непригодный к службе.

Винс тогда понял, что влюбился, раз и навсегда, несмотря на кучу предстоящих из-за этого сложностей и на то, что они с Харри не могли и минуты в одном помещении провести, не переругавшись. Началось это все еще на первом курсе и дальше росло, как снежный ком.

В первый раз Винс увидел Харри, едва переступив порог академии: налетел на него, пока оглядывал потолок, покрытый голограммами галактик. Сначала Винс почувствовал запах чего-то свежего и чистого, будто цветы, а обернувшись, увидел Харри и рот открыл. Потому что такие красивые люди не могли существовать в природе. Потому что все внутри напряглось. Потому что член в штанах дернулся.

Харри уже был в кадетской форме, которая ему очень шла, аккуратно причесанный и весь такой из себя – ну как обычно. Винс хотел спросить, где можно получить форму, но Харри окинул его взглядом с ног до головы, остановился на покрывающем щеку шраме и едва заметно поджал губы. «Вам, наверное, на третий уровень, там, я видел, собирают рабочих».

Через несколько дней они пересеклись в библиотеке, и Винс был горд тем, что наконец тоже, как и Харри, щеголяет новенькой формой и выглядит вполне себе как кадет, от других не отличишь. Вымытый, причесанный и даже не пахнет больше грязью. Харри не подал виду, что узнал Винса, и знакомиться отказался, ссылаясь на занятость. Винс ему тогда врезал, потому что – нечего. С тех пор у них как-то не заладилось.

На той вахте, когда у Харри началась течка, Винс подумал, что все наконец встало на свои места. Его глухое раздражение и ярость перетекли в возбуждение и желание присвоить и сберечь так органично и легко, что он удивлялся, как не понял все раньше. Он гладил, ласкал и покусывал возбужденного Харри, шептал глупости вперемешку с извинениями, целовал его и надеялся, что все будет по-другому. Ему казалось, Харри тоже все понял, и, когда он придет в себя, они вместе подумают над тем, как быть дальше.

Но чуда не случилось. Оклемавшись, Харри ушел с вахты, неслабо приложив Винса о стену, когда тот попытался помешать. Они не разговаривали месяц, Харри посылал Винса каждый раз, стоило тому подойти близко. Возможно, дело было в том, что Винс, теряясь под недоуменным взглядом, выдавал что-то вроде «Ты так сладко пахнешь» или «Хочешь мой член?». Потому что – нечего на Винса смотреть, как будто он какой-нибудь слизняк, да!

Потом он ругал себя за это, конечно, но исправить ничего не получалось. Стоило Харри хоть слово сказать или скривить губы, как перед глазами Винса падала красная пелена ярости, и его с головой захлестывало желание проучить Харри как следует, поставить на место и показать, кто тут главный.