Миклош Сабо - Команда Альфа

— О, против твоих кулинарных способностей ничего! — ответил я примирительно. — Просто материал, из которого ты ухитряешься…

— Ты просто глуп! Жаркое совсем приличное!

— Ну и ешь! — огрызнулся я. Обезьянье мясо было сладковато-приторным, и то, что мне удалось уже протолкнуть себе в горло, теперь просилось обратно…

— А я и ем! — ответил Рикардо и в третий раз взял добавку.

— Ну и на здоровье! — буркнул я, но, взглянув на нашего командира, прекратил пререкания. Он сидел напротив нас, улыбаясь, только чуть укоризненно покачивал головой.

На краю леса реял колибри.

— Самая красивая птичка на свете! — заметил Власек, наш немногословный, тихий чех. Он был старше всех нас, ему было уже лет под сорок. Крепкого сложения и нежной души человек, он прежде был преподавателем биологии в Праге. О себе он никогда не рассказывал, я же не мог представить, что именно привело его в наши ряды, настолько он не подходил для обстановки, царившей в войсках специального назначения. Но предъявляемым требованиям он отвечал, да и по физическим данным подходил.

Мы смотрели на живой цветок, опустившийся на дерево. Нам, одичавшим, приученным к безжалостности парням, иногда приятно было полюбоваться естественными перлами природы. Крошечная птичка сверкала драгоценным камнем. Спинка и грудь ее были зеленые, блестящие, живот белый. Хвостовое оперение также было белое, а в середине — сизое.

Птичка вдруг испуганно застрекотала и начала суетиться на ветке. Мы подумали, что она заволновалась, увидев нас.

— Ой!

Переглянувшись, мы взялись за ножи, даже не разобравшись, чей это был крик.

— Ой! — прозвучало еще раз, но теперь уже глухо, инстинктивно.

Стюарт, побледнев, растерянно поднял перед собой левую руку.

На мизинце рядышком огненно-красным цветом горели две капли.

— Вот она! — закричал не своим голосом Рикардо и указал за спину американца, где в траве, слепя пестротой, извивалась тоненькая змейка.

— Коралловая змея! — Лицо Джо так исказилось, будто змея напала на него и он оказался в смертельной опасности. Он выскочил вперед. В руке его сверкнул нож. Змея высоко вскинула свою красивую голову, тщетно пытаясь уклониться от удара ножа.

Когда Стюарта ужалила змея, он сидел на трухлявом пеньке и опирался на отведенную им назад левую руку. После первых минут испуга лицо его обрело свой обычный цвет, более того, оно стало красным, как та змея, которая, между прочим, и под вечер еще извивалась, облепленная крупными черными муравьями.

Американец знал, что у него осталось немного времени. В ту минуту, когда яд распространится, ему конец.

Он не стал раздумывать. Положил левую руку на пень и одним ударом отсек свой мизинец. Его сжатые губы, решительное выражение лица свидетельствовали о том, что он и руку свою подставил бы под топор, если бы пальца оказалось недостаточно.

— Ну! — И он протянул руку с кровоточившей раной чеху.

Каждый солдат спецвойск приобретает во время обучения различным наукам все нужные знания, с помощью которых даже в примитивнейшей обстановке может обеспечить необходимые условия для поддержания существования или, скажем, заручиться расположением и доверием жителей данной местности. Так, по окончании курсов мы все стали, между прочим, и законченными фельдшерами, которые при необходимости могут оказать помощь даже при родах. Но пока что нашим «медиком», специалистом по здравоохранению, был Власек — у нас каждый член команды имел в чем-нибудь преимущество.

— Ну! — повторил Стюарт. — Сделай мне, что полагается. — На губах у него показалась кровь: он их сильно прикусил от боли.

Власек работал молча и быстро. Первым делом он ввел американцу морфий, затем продезинфицировал рану, чем-то посыпал и затем завязал.

Мы уже догадались, что Джо давно уже знает Стюарта. Поблажек он ему, правда, не давал, но было очевидно, что этих двух людей связывала особая дружба, начавшаяся, вероятно, еще прежде, во время их гражданской жизни. На высоком лбу Джо я единственный раз за три недели пути увидел морщинки, а под глазами глубокие черные круги.

Такова жизнь в джунглях: один день полон страхов, другой — приятно возмещает горечь предыдущего. Хоть участи Стюарта это не изменило, все же и он облегченно вздохнул, когда на другой день мы увидели довольно широкую, метров в пятнадцать-двадцать, речку.

Мы стояли на берегу словно зачарованные.

Вам, конечно, не понять, чем может быть удивительна речка. Самой водой. Стихией, являющейся здесь одним из необходимых условий существования.