Сергей Голукович - Поперечное плавание

— Это что за самозванство?

Тюрин смущенно ответил:

— Горластых командиров много. Командуют здесь, распоряжаются как хотят. Один, пользуясь старшинством, отстранил меня, чуть не утопил паром. Как мне с ними управляться?

Корнев был недоволен, и в то же время понимал старшину.

— Смотри, не вздумай четыре полковничьих шпалы нацепить. К твоим усам вполне пойдут.

С тех пор повелось в батальоне усатого старшину за глаза называть полковником Тюриным.

Вскоре на основную переправу стало больше подходить частей. Среди них оказался и штаб той дивизии, который организовывал вывод госпиталей и войск из Николаева. Некоторые подробности о бое, отголоски которого были слышны, когда батальон выходил вдоль лимана с проселка на большак, удалось узнать от офицеров этого штаба. В частности, Корневу сообщили, что горбоносый майор из оперативного отдела, ставивший батальону задачу, остался в городе с небольшими подразделениями и частью артиллерии, застрявшей на позициях без средств тяги, уничтоженных авиацией врага.

Для подошедших зенитных дивизионов и тяжелой артиллерии пришлось днем вывести под погрузку паромы из барж. Обвязанные со всех сторон свежими ветками, издали они выглядели маленькими островками. Пароходы, тоже густо укрытые зеленью, в любой момент по сигналу с горы готовы были скрыться под кронами деревьев, растущих на берегу у самой воды.

В тот день произошел и такой случай. К переправе подошло с десяток неисправных танков. Это оказались тридцатьчетверки, которых в войсках было еще мало и их нужно было обязательно дотянуть до ремонтной базы. Паромы и пристань с трудом выдержали тяжесть тридцатитонных машин. При этом сильно скрипели сходни и опасно натягивались причальные тросы. Танкисты думали, что переправа займет несколько часов, а большегрузные паромы доставили их на левый берег за один рейс. С ними на левый берег переправился и комбат.

Кончалась разгрузка последнего танка, когда Корнев услышал шум и ругань около пристани для паромов из понтонного парка. Послышалось что-то знакомое в донесшемся возмущенном голосе.

— Ты, бумажная душа!.. — И тут же с горечью и обидой так матушку помянул, как не часто услышишь. — Тебе документы подавай, а на то, что говорят живые люди, тебе наплевать!

У только что переправившихся эмки и полуторки старший политрук Спицин, тоже разгорячившись и размахивая руками, что-то доказывал командиру в коверкотовой гимнастерке серого цвета. Рядом стояли двое в гражданской одежде, но с винтовками, и придерживали за руки разбушевавшегося бородатого человека в драной одежде, а тот, вырываясь, кричал:

— Поползал бы с наше в камышах, растерял бы свои коверкоты и с ними документы!

В бородаче Корнев узнал морского пехотинца-разведчика, который докладывал в оперативном отделе дивизии обстановку у лимана и домика рыбака. Один из сидящих в кузове грузовика крикнул:

— Товарищ майор, меня узнаете?

Хотя спросивший оброс густой щетиной, осунулся и почернел, в нем Корнев сразу узнал горбоносого майора. Это про него два часа назад сказали, что не смог вырваться из города. Начиная догадываться, что происходит, обращаясь сразу и к старшему политруку, и к незнакомому командиру, в петлицах которого по одному кубику, приказал:

— Доложите, в чем дело?! Я — комендант участка переправ. Предъявите документы и объясните, на каком основании оружие у гражданских лиц, следующих в тыл?

— Я вам не обязан показывать документы! А оружие у бойцов истребительного отряда, сопровождающих задержанных шпионов! — резко ответил командир в коверкотовой гимнастерке.

Горбоносый майор и еще двое находившихся вместе с ним в кузове людей в поношенной одежде соскочили с машины.

— Вот этих? — насмешливо спросил Корнев, показывая на задержанных. — Вы, младший лейтенант, их шпионами считаете?

— Во-первых, я не младший лейтенант. Во-вторых, повторяю, не обязан предъявлять вам документы! — последовал ответ с демонстративным кивком на эмблему на рукаве: меч и щит в венке.

Еле сдерживая наплывающий гнев, Корнев показал на его рукав:

— Это нашить многие могут. Если не предъявите документы, мне вас придется арестовать.

Кто знает, чем бы закончился этот разговор, но подошел Тарабрин, показал строптивому командиру свое удостоверение:

— Поговорим в сторонке.

Оба отошли в кусты, присели на пни. Через десяток минут Тарабрин отдал исписанный лист бумаги сотруднику внутренних органов госбезопасности взамен полученных от него списка арестованных и протокола первого допроса. Вернулись к машинам, там Тарабрина уже ожидали два его стрелка. Он показал им на арестованных: