Герман Вук - Бунт на «Кайне»

Я надеюсь, что суд сумеет определить разницу между ошибкой и трусостью. Только суд может снять позорное пятно с репутации офицера военно-морского флота.

Теперь вернемся к фактам. Коммандер Квиг получил под свое командование старый, отслуживший свой век и пришедший почти в полную негодность эсминец-тральщик. После пятнадцати месяцев участия в боевых действиях, выполнения многочисленных положительно оцененных руководством боевых заданий тральщик «Кайн» под командованием капитана Квига вышел из всех испытаний невредимым. У командования нет претензий к коммандеру Квигу — они есть только у подчиненных. Капитан Квиг добросовестно нес свою боевую службу, несмотря на враждебность и нелояльность своих офицеров, и добился немалых результатов. Он достиг всего этого несмотря на личные проблемы, о которых говорили врачи и которые защита так недоброжелательно подчеркивала и безуспешно пыталась выдать за психическое расстройство. Вся его служба на тральщике, несмотря на личные трудности и нелояльность офицеров, делает честь коммандеру Квигу. Его достижения не только заслуживают похвал, они впечатляют. Они характеризуют его как верного долгу, трудолюбивого, чрезвычайно добросовестного офицера, на долю которого выпали тяжелые и незаслуженные испытания.

Обвиняемый не заслуживает оправдания. Защитник не представил суду мнение эксперта-психиатра, которое могло бы опровергнуть заключение медицинской комиссии. Не представил потому, что не смог найти такового. Как только туман надуманных и оскорбительных обвинений рассеется, останутся неопровержимые факты, те, что были уже очевидны с самого начала. Командир корабля ВМС был отстранен от командования самовольно и без всяких на то оснований. Ссылки на статьи 184, 185 и 186, как якобы дающие основания для содеянного, отводятся заключением комиссии врачей-экспертов как недействительные и не имеющие в данном случае силы. Защита не представила должных доказательств психического или иного заболевания капитана. Свидетельские показания офицера-эксперта подтвердили, что принятые капитаном Квигом решения по управлению кораблем во время тайфуна до того момента, как он был отстранен от командования, были не только разумными и компетентными, но также единственно правильными в той обстановке.

Обвиняемого судят сами факты. В его пользу не выдвинуто ни одного смягчающего вину обстоятельства. Я убежден, что суд отклонит циничный и оскорбительный расчет защиты на эмоции судей. Суд будет руководствоваться фактами.

Контраст между выступлениями прокурора и защитника был разительный. После гневной и громогласной речи Челли Гринвальд начал свое выступление тихим, почти извиняющимся голосом, глядя поочередно то на прокурора, то на председателя суда. Начал он с того, что поведал суду, как неохотно он взялся за это дело, уступив настоятельным просьбам прокурора Челли.

— Я не хотел браться за это дело, потому что знал, что, защищая обвиняемого, я вынужден буду доказать психическую ущербность другого морского офицера, его командира. Это была самая неприятная обязанность, которую мне пришлось выполнять за всю мою юридическую практику. Я хотел бы прежде всего внести полную ясность в один существенный вопрос. Защита никогда не пыталась утверждать, что коммандер Квиг трус. Вся концепция защиты построена на обратном утверждении: человек, заслуживший право командовать кораблем военно-морских сил США, не может быть трусом. И если он совершает малодушный поступок в условиях военных действий, причину следует искать не в малодушии, а в чем-то ином.

Таким же тихим и неуверенным голосом Гринвальд проанализировал все показания свидетелей против Квига, особенно останавливаясь на тех, которые произвели наибольшее, по его мнению, впечатление на Блэкли. Он отметил, что оба психиатра в той или иной мере вынуждены были признать, что Квиг болен, и вновь несколько раз повторил, что лишь суд, знающий обязанности и условия труда военного офицера, может решить, в какой степени состояние здоровья капитана Квига ограничивает или совсем исключает его службу на флоте. Он коротко и как бы сожалея, что вынужден делать это, напомнил, как вел себя Квиг, давая показания, о его уклончивых и невразумительных ответах, бессвязной речи, непоследовательности изложения событий, внезапной потере контроля над собой. Все это, как ни прискорбно, было признаком душевного расстройства. Гринвальд едва упомянул о Марике. Судьи только и слышали — Квиг, Квиг, Квиг…