Лев Квин - ...Начинают и проигрывают

— Садитесь, ребята, садитесь, — поторопил Глеб Максимович. — Некуда? Что значит — некуда? А койка на что? Да, да, прямо на койку, только ширму отодвиньте…

Усаживаясь, я заметил, как один из сотрудников, примостившийся на подоконнике, ткнул локтем другого, помоложе и, улыбаясь, указал на меня украдкой. Понятно! Значит, именно эти двое засекли меня возле дома Васиной: рост выше среднего, припадает на левую ногу… Где же они там прятались — безлюдная улица. И как Фронт налетел на меня — тоже видели?

Стало неловко. Я поспешно отвернулся, заставив раскладушку пронзительно скрипнуть.

Глеб Максимович сказал:

— Товарищ Сечкин, докладывайте.

Сечкин встал не спеша. Говорил он в полном соответствии со своим обликом: вроде бы нескладно, отрывисто, не очень связно, а на самом деле, если подумать, сжато и точно.

Учительница в классе, где дочка Изосимова — Маргарита Юрьевна Назарова — эвакуирована в сорок втором из Ленинграда. Муж, летчик, Герой Советского Союза, погиб в воздушном бою в том же году. Двое детей умерли в блокаде от голода. Живет в бараке на Воронежской улице, в одной комнате со вздорной старухой.

— Барковская, — подумал я вслух.

Сечкин скользнул по мне взглядом; кажется, удивил я его.

— Да, Барковская… Из-за нее почти не пользуется комнатой, только ночует. Тетради проверяет иногда у соседей, а чаще всего на общей кухне, где и оставляет их на ночь в своем столике.

— Столик запирается? — спросил Глеб Максимович.

— Нет.

— Значит, при желании к тетрадкам подходи хоть любой?

— Да… Теперь соседи. В бараке живут управленцы химкомбината — тридцать семь человек, шоферы — трое, энергетики — семеро. Тринадцать человек вселены по ордерам горисполкома. Директор стройтехникума Макарова, адвокат Арсеньев…

Он перечислил на память всех горисполкомовских.

— Выводы? — потребовал Глеб Максимович.

— Я составил список жильцов барака, которые могут иметь касательство к гаражу. Получилось всего девять. На семерых из них у нас имеются досье.

Опять он стал перечислять фамилии, и я удивился: знакомых много. Впрочем, что удивляться: мне ведь тоже приходилось заниматься гаражом.

— Что ж, — сказал Глеб Максимович, — определенный успех у нас есть. Так сказать, успех местного значения. Взят лже-Васин, взят Изосимов. Очевидно, с часу на час в Энске возьмут и лаборанта, никуда не уйдет. Что еще?

— Машинка, — коротко напомнил Сечкин.

— Правильно! К сведению товарищей, которые еще не в курсе. Знаете, что привез Станислав Васин в полом ящичке под швейной машинкой?

— Уж не тротил ли? — спросил незнакомый майор с широким отлогим лбом.

— Не угадали, — ответил Глеб Максимович. — Да и зачем возить по крохам, когда можно здесь раздобыть, на комбинате?… Рация, рация, вот что там было! Эксперты установили, по разным там пятнышкам, царапинам, вмятинам… Все это хорошо, но вот основной цели мы так и не достигли — Дяди-то нет! Правда, круг сузился. Однако и времени осталось немного. Дядя вот-вот почует опасность, если уже не почуял, и подготовит контрход… Какие будут мнения? Прошу.

Разговор сразу стал общим, не превращаясь все же в беспорядочный: высказывались не сразу все, а один за другим.

Лобастый майор предложил сегодня же ночью брать всех семерых.

Глеб Максимович поморщился:

— Вы что — серьезно? Нет, товарищи, так не пойдет! Не на рыбу сети закидываем. Один, один нужен, а не семеро. Один — и улики к тому же, прошу не забывать. Задайте мозгам работу именно в таком направлении.

— Всех семерых не возьмем — Дядю упустим, — гнул свое майор.

— А может, сразу весь комбинат? — сердито прищурился Глеб Максимович. — Тогда уж наверняка!…

Долго спорили. Высказывали самые разные, иногда даже противоположные точки зрения. В конце концов сошлись на одном: ни в коем случае нельзя обрывать ниточку, ведущую к Дяде от Изосимова. Дядя, по-видимому, считает Изосимова не предателем, а трусом, решившим выйти из игры. Нельзя ли чего-нибудь добиться, если драку с милиционером представить как хулиганство, судить Изосимова открытым судом и приговорить к исправительно-трудовым работам с удержанием двадцати пяти процентов из зарплаты, чтобы он остался на комбинате?

Но опасно, очень опасно! Уж слишком ненадежен Изосимов. Да и Дядя может унюхать липу, оборвать все концы и так забиться в свою нору — ничем не выковырнешь.

— Помнишь, — шепнул я тихонько Арвиду, — ты рассказывал, как у вас в подполье провокатора разоблачили?