Изосимов подумал, ответил, слегка улыбаясь:
— Год с ним вместе работаем. А хорошо ли, плохо ли — как сказать? Брата своего родного как, кажется, знаешь, и то иной раз номер отколет, диву даешься.
Арсеньев, соглашаясь с ним, кивнул:
— Верно. И все-таки, как вы думаете, способен Смагин на подлость?
— Думаю — нет.
— А вот та история с бобиной, с катушкой зажигания, когда Смагин туда бумажку засунул, не смахивает ли она на подлость?
— Мальчишество больше, — сказал Изосимов. — От молодости лет. От недозрелости.
— Не было ли у Смагина других случаев такого мальчишества? — допрашивал адвокат.
Изосимов пошарил глазами по стенкам, по потолку.
— Не припомню, товарищ защитник.
— А вот такой случай. Только вы опустились на сидение в кабине — гудит. Вы встаете, чтобы посмотреть, в чем дело — гудка нет. Сели — снова гудит. Помните?
Лицо Изосимова расплылось в улыбке:
— А, да, да…
— Кто это сделал?
— Кто! Известное дело — Андрей.
— Как вы узнали?
— Он сам сказал. Приделал, понимаешь, дополнительный провод к сигналу и хитрый контакт под сиденье. Нажмешь пудами своими — гудит.
— Благодарю вас. — Арсеньев удовлетворенно опустился на свое место.
Председательствующий сказал Изосимову:
— Вы свободны.
Но тут вскочил Вадим.
— Нет, у меня еще вопросы… Я хочу уточнить, свидетель Изосимов. Случай, о котором сейчас напомнил наш уважаемый защитник, с сигналом, не было ли это со стороны Смагина попыткой отомстить вам за что-то?
На добродушном лице Изосимова появилось выражение обиды.
— Что вы, товарищ прокурор, за что ему мне мстить! У нас с ним все хорошо было, хоть его самого спросите.
— Ясно!
Я пока еще не мог угадать, куда клонит Вадим. Казалось даже, он сам того не желая, льет воду на мельницу защиты. И лишь следующий вопрос показал мне, чего он добивается: снять впечатление, которое осталось после допроса Изосимова адвокатом.
— А теперь вернемся к другому случаю. С машиной Олеши, с бобиной. Скажите, свидетель, как вы считаете, почему Смагин вложил бумагу в бобину? Пошутил?
— Какие тут шутки? У них из-за девчонки раздор.
— Значит, из мести?
— Выходит…
— Я так и думал: тот случай и этот — совершенно разные вещи, — подвел итог Вадим. — У меня все!
Вадим окинул шумнувший зал торжествующим взглядом. Аделаида Ивановна схватила под столом его руку и с жаром стиснула.
Первый поединок закончился в пользу прокурора. Но это было только начало.
По просьбе Арсеньева, в суд были вызваны странные, на мой взгляд, не имеющие отношения к делу, свидетели: мать Андрея, его бывший классный руководитель. Вчера, когда на предварительном заседании адвокат обратился к судьям с такой просьбой, я был в недоумении: зачем ему? Спросил Вадима. Тот сказал:
— Хочет бить на жалость. Они будут рассказывать, какой Смагин хороший сын, как маму любит, как хорошо учился.
Я продолжал недоумевать:
— Ну и что?
— Как что? Могут меньше дать. Среди заседателей женщина, к тому же учительница… Арсеньев учитывает все.
— Значит, он не будет добиваться оправдания?
Вадим захохотал:
— Ишь чего захотел!
— Тогда к чему же все его широковещательные заявления? Смагин невиновен и прочее?
— Психология! — снисходительно пояснил Вадим. — Он же знал, что ты мне все передашь… Нет, дружище, бой пойдет по другой линии. Я буду добиваться максимума, он — минимума. И будет счастлив, если удастся отвоевать годок.
Ход допроса Смагиной подтвердил правоту Вадима. Женщина, едва сдерживая слезы, пространно говорила о тяжелом детстве Андрея, который рос без отца, о том, как он ухаживал за малышками-сестричками во время болезни матери. На вопрос Арсеньева, считает ли она Андрея способным на преступление, в котором его обвиняют, она ответила решительным «нет».
Интересно, какая мать в таких обстоятельствах сказала бы «да»?
Классный руководитель Смагина, остроносый, немногословный преподаватель физики, оказался для обвинения куда более опасным. Отвечая на умело построенные вопросы Арсеньева, он рассказал о шаловливом характере мальчика, склонного к веселым и в общем безобидным проделкам, за которые ему еще в школе нередко влетало.
— Что вы называете безобидными проделками? — взялся за свидетеля Вадим.
— Безобидные проделки, — блестя стеклами очков, спокойно ответил учитель под легкий шумок зала.
Вадим поправил свои безукоризненно приглаженные волосы.
— Очень остроумно, поздравляю! Но у нас здесь не конкурс остряков, а судебное разбирательство, которое должно решить судьбу человека.
Читать дальше