— Плохо организовали оборону, — скорее себе, чем Тимофееву, заметил командующий. — Прошляпили.
«Да, — размышлял он далее, закончив недолгий разговор с комдивом, — усилили Черноморское побережье, а горы оставили без надежного прикрытия».
Тимофеев однажды сказал командующему фронтом:
— Поражают меня утверждения некоторых, будто горы наши защищены самим господом богом и гитлеровцы ни за что не осилят их. Это самообольщение. У них есть хорошо подготовленные горные части, они пройдут всюду.
— Ты прав, нам нужны дополнительные укрепления, скрытые огневые позиции в горах. Все это нужно было предвидеть! А мы стали наших альпинистов собирать лишь тогда, когда фашисты очутились на Северном Кавказе. В то время, как немцы заранее готовились к горной войне.
— И надо было заминировать проходы там, где нет у нас возможности поставить посты. Один пулеметный расчет в горах может многое сделать.
20 августа генерал армии Тюленев получил директиву Ставки Верховного Главнокомандования.
«Противник стремится вторгнуться в пределы Закавказья и для достижения этой цели не ограничится действиями крупных сил на основных операционных направлениях.
Враг, имея специально подготовленные горные части, будет использовать для проникновения в Закавказье каждую дорогу и тропу через Кавказский хребет, действуя как крупными силами, так и отдельными группами… Глубоко ошибаются те командиры, которые думают, что Кавказский хребет сам по себе является непроходимой преградой для противника. Надо крепко запомнить: непроходимым является только тот рубеж, который умело подготовлен и упорно защищается. Все остальные преграды, в том числе и перевалы Кавказского хребта, если их прочно не оборонять, легко проходимы, особенно в данное время года.
Исходя из этого, Ставка требует наряду с созданием прочной обороны на основных операционных направлениях немедленно усилить оборону Главного Кавказского хребта, и особенно Военно-Грузинскую, Военно-Осетинскую и Военно-Сухумскую дороги, исключив всякую возможность проникновения противника на этих направлениях».
Трудно было не согласиться с этим: немалая доля вины в том, что случилось, лежала на командовании и штабе Закавказского фронта и, разумеется, лично на нем, Тюленеве.
«Проспали мы перевалы», — горько повторил он.
Догорала августовская ночь, а сон не шел.
«Да, нужно лететь в Сухуми», — твердо решил Иван Владимирович.
Наступили сумерки, со стороны гор повеяло прохладой. Стягивались к вершинам брюхастые тучи. Все короче становились дни, и все неустойчивей погода в горах.
У самого дома Азамата догнал грузовик. Из кабины выглянул мужчина в папахе.
— Послушай, джигит, где-то здесь живут Татархановы. Покажи дом, если знаешь.
— А кто их не знает! Вот он, — указал Азамат рукой. — А зачем тебе они? Я тоже Татарханов.
— Ну, джигит, ты-то нам и нужен. Ну-ка, открывай ворота.
Грузовик заехал во двор. Шофер и мужчина в папахе — не без помощи Азамата — сгрузили упитанного бычка, которого привязали в сарае; скинули к ступенькам у крыльца два мешка — один с картошкой, другой с мукой.
— В старину наши горцы говорили, — то ли в шутку, то ли с сожалением заметил мужчина в папахе, — лучше иметь в каждом ауле по другу, чем по быку. Теперь по-другому: лучше иметь по быку.
Не проронив ни слова более, уехали.
— Кто эти люди? — испуганно спросила сына Мадина.
— Первый раз их вижу, — ответил он.
— Они разговаривали с тобой.
— Ну и что? — злился Азамат, пряча от матери глаза; он и сам не знал, как быть. Бычок не петух, чтобы спрятать от глаз соседей, наверняка видели. Спросят: откуда? А если и не спросят, то обязательно заподозрят в связях в новой властью. Что же он, Азамат, скажет Маргарите Филипповне? Может быть, не случайно она осталась в городе? Что подумает о нем Надя? И это теперь, когда он смог убедить ее, что был контужен и в горы уйти пока не может.
— Тебя я спрашиваю! Чей бычок, мешки? — Мать было бледна, будто вот-вот упадет в обморок.
— Не знаю. Дядька, наверно, прислал.
— Зачем? Или без его помощи мы не жили, не обходились? Проживем и теперь.
— При чем тут я? Что ты на меня набрасываешься? Амирхан тебе обещал, вот с ним и счеты своди. — Азамат, кажется, нашел выход. — В достатке грозился тебя содержать, вот и старается.
— Будь проклят день, когда он объявился! — Мадина опустилась на ступеньки, уткнулась в шершавые ладони лицом, заходили, задрожали ее плечи.
Читать дальше