Поль Сидиропуло - Костры на башнях

Больно было смотреть на мать, но Азамат не знал, как ее утешить. Он намеревался поесть, да расхотел вдруг, завалился спать в своей небольшой комнате. Кто знает, сколько прошло времени, проснулся оттого, что услышал за дверью шорох: в последние дни он спал чутко, как роженица. Азамат встал, подошел на цыпочках к двери. Прижался одним ухом к крашеной дощатой половинке, прислушался, замерев на месте.

— Азамат, я это, — раздался тихий голос Чабахан.

Он открыл дверь, пустил сестру к себе в комнату. Чабахан была в ночной рубашке, а на плечах — неизменная материнская шаль.

— Ну, чего тебе? Что опять стряслось? Почему не спишь? — набросился он на сестру, недовольный ее полуночным визитом.

— Что скажу тебе, брат! Только не ругайся, пожалуйста, — заторопилась, зашептала Чабахан, приближаясь к нему. — Ждала тебя долго. И вдруг уснула как убитая. Понервничала, ты не представляешь! И наверно, от этого…

— Могла бы подождать и до утра, — упрекнул Азамат, убежденный в том, что ничего важного сестра не сообщит. Он убрал ноги под одеяло, лег и вытянулся на кровати во весь свой длинный рост.

— Ты еще не знаешь, какие это новости, — промолвила она таинственно, приглушая голос. — Ты послушай, что мы сделали. Наших предупредили.

— Каких — наших? О чем ты?

— Слушай меня внимательно и не перебивай, чтобы я не говорила громко. — Она хотя и пыталась говорить тихо, чтобы не разбудить мать, но невольно повышала голос. — Возвращалась от бабушки Заира…

— Никак не можешь от нее отцепиться, — скривился Азамат. — После всего, что было, продолжаешь дружить. Нет в тебе самолюбия.

— А что было? — наивно сказала Чабахан. — Ну что ты, брат? Они давно любят друг друга. А с Махаром мы были просто друзья.

— Брось. Нашла друга… А Заира…

— Сейчас ты совсем другое скажешь о ней, — поспешила заверить она брата. — Поймешь наконец, какая она. Смелая и решительная. Ну так вот, — продолжала она взволнованно. — Спускается Заира по тропинке и видит: фашистская автоколонна поднимается по ущелью. И такая длиннющая, столько машин…

— Ну и что?

— А то, что она сразу сообразила, — вспыхнула Чабахан. — Нужно предупредить наших. Как? Зажечь костры на башнях. Конечно, одной ей было не справиться. Посуди сам. Мы не знаем, где располагаются наши, где их искать. Они, как горные орлы, на самых высоких скалах. Сегодня здесь, а завтра — уже в другом месте. — Какой-то ликующий, непонятный Азамату свет излучали ее глаза. — Пошли мы вместе. Представляешь, получилось, как в старину. Наверное, и тогда наши предки точно так возвещали об опасности, — продолжала она исповедоваться брату. — И горцы передавали так сигнал тревоги. Мы зажгли костры внизу и там, в верхних селах. По всему ущелью прошел наш сигнал тревоги.

— Наивная. Ну что с того? Вы решили только сейчас сообщить, что началась война? — усмехнулся Азамат, воспринимая поступок сестры с сочувствием. — Радио и газеты объявили еще двадцать второго июня прошлого года.

— Ты так ничего и не понял! Мы посчитали количество машин, какая у немцев техника. И все это сообщили нашим.

— По-твоему, они не смогли бы этого сделать сами? Только на ваши сведения и рассчитывали!

— Когда бы успели? — жарко доказывала Чабахан. — Бойцы наши вон где находятся, а колонна — только-только подымалась наверх. Наши вообще не знали, что немцы движутся с этой стороны.

— По-твоему, там, в горах, спят? Им на ваши сведения наплевать. А вас могли схватить немцы. И повесили бы на месте, чтобы не совали нос куда не следует.

— Трусливый осел, говорят горцы, с обрыва свалился, — заявила Чабахан насмешливо.

— А может быть, твоя Заира получила указания? — осенило вдруг Азамата.

— Никаких указаний она не получала. Мы сами решили…

— Ты-то откуда знаешь?

— Всегда ты так. Что бы я ни сделала — тебе не нравится.

— Не суй свой нос туда, куда не надо!

— Дай задание… Увидишь, на что я способна.

— Получишь сейчас у меня шлепка по одному месту. Чтоб сидела дома!

Чабахан шагнула в темноту за дверью и оттуда бросила:

— Ничего, посмотрим…

В комнате сделалось тихо, в окно падали матовые лучи луны.

Азамат только сейчас обратил внимание на то, что спал не раздеваясь, в рубашке и брюках. Он встал и направился на кухню. Погремел посудой, отыскивая в темноте, что оставила для него мать на ужин. Приподняв полотенце, которым были укрыты тарелки, он расхотел, однако, есть. Вернулся и лег, по-прежнему не раздеваясь.

Лежал с открытыми глазами.