Поль Сидиропуло - Костры на башнях

— Со стариком Мишо? — догадался Виктор Алексеевич. — Почему не сможешь? Разве ты не желаешь туда поехать?

— Он жив?

— Жив-здоров! Подступает уже к столетней отметине!

— Генрих, ты слышишь? Оказывается, старик Мишо жив.

— Да, папа, слышу. — У парня был мягкий голос, и говорил он негромко и почтительно. — Кавказ по долгожителям занимает первое место в мире.

— Прекрасно! — шумно одобрил Карл. — Ты познакомишься с мудрым стариком, который спас твоего отца… И не только от смерти, но от позора. И вообще, мы побываем в райском месте… — Он неожиданно замолчал и повернулся к Соколову в неловком ожидании, словно переступил дозволенное невзначай — самолично определил маршрут.

Виктор Алексеевич понял волнение Карстена, улыбнулся ему и, мягко опустив на плечо руку, бодро произнес:

— Обязательно поедем. И старик очень обрадуется. Вспоминали про тебя не раз, когда бывали у него в Ларисе.

Машина плавно описала дугу на застроенной новыми зданиями площади и подкатила к гостинице «Терек».

Памятник погибшим в Отечественной воине бойцам строился у развилки двух дорог на окраине города, под лесистым холмом, неподалеку от кафе «Кавказ». Место примечательное, живописное, кругом много зелени, тут поднялись стройные с голубым отливом ели, из-под густой травы, корней деревьев, желтых голышей, чем-то похожих на лепешки, денно и нощно бьют неиссякаемые родники, и холодный ручей тянется в ложбине, заросшей мятой.

Здесь всегда оживленно, останавливаются туристы, чтобы утолить жажду — молва о вкусной воде быстро распространилась далеко за пределы Северного Кавказа. В мангалах на углях жарили отменные шашлыки, их подавали путникам в беседки, увитые диким виноградником. Отдохнув в прохладной тени, туристы отправлялись затем по крутой дороге в горы.

Виктор Алексеевич в общих чертах обрисовал проект сооружения, как оно будет выглядеть в законченном виде. А когда подъехали к месту и вышли из машины, добавил:

— На огромной каменной глыбе будут крупно изображены лица — солдата в каске, матроса в бескозырке, партизана в папахе, женщины в косынке. Одним словом, тех, кто участвовал в битве за Кавказ.

— Красиво, очень замечательно здесь! Место хорошо подобрано! — восхищался Карл Карстен, но при этом грустными оставались его глаза. — Я непременно увижу памятник, когда он будет готов. Мы можем немного задержаться.

— Это место у нас особенное, — сказал Хачури — он тоже сопровождал немецкого гостя вместе с Соколовым. — Мы очень часто проводим здесь наш отдых. Сюда приходим на Октябрьские торжества, на маевку. Как говорится, не зарастет сюда народная тропа.

Крепко посеребрились некогда густые черные волосы Тариэла Автандиловича Хачури, однако немало привлекательного появилось в его внешности — еще симпатичнее стало его слегка округлившееся смуглое лицо.

Многие старшеклассники принимали участие в строительстве сооружения. Тут же, вокруг памятника, решено было разбить сквер, учащиеся сажали молодые деревца. Каждый день приходил на строительную площадку и директор школы Азамат Рамазанович Татарханов — брал в руки лопату, помогал ребятам. Волосы, такие же длинные и, как прежде, спадающие на лоб, поредели и поседели, смуглое осунувшееся лицо отливало нездоровой желтизной. Его долговязая фигура возвышалась над учащимися, вместе с которыми он трудился и время от времени давал им указания.

Карл Карстен подошел к Татарханову поближе, чтобы лучше рассмотреть его. Тот смутился, по лицу его поползли красные пятна, он прекратил орудовать лопатой.

— Здравствуйте… Добро пожаловать… — вымученно улыбнулся гостю, не в силах справиться с волнением.

Карл Карстен упорно молчал, будто ничего не слышал, и хмурился, не отводя от него напряженно-вопрошающего взгляда.

Подошел Соколов.

— Карл Карстен, наш гость, — знакомил Виктор Алексеевич, — знаменитый альпинист. Прибыл к нам из Берлина. Врач, лечит спортсменов. И хорошо лечит, — уточнил он. — Бывал здесь и до войны, и во время… А это — Азамат Рамазанович, директор нашей средней школы…

— Очень приятно. — Татарханов поспешно протянул гостю руку, но остановился в замешательстве, побледнел: Карл Карстен не подал ему руки.

Азамат Рамазанович неловко переступил с ноги на ногу, почесал пальцем отметину на щеке, точно глубокую морщину. На бледном лице застыла странная, вымученная улыбка, похожая на оскал.

— Пора отправляться на обед! — излишне торжественно объявил Соколов, чтобы загладить непонятный поступок гостя и разрядить обстановку.