Михаил Горбунов - К долинам, покоем объятым

Преодолев давящий гнет дурных предчувствий, он приблизился наконец к Кокуре, но тут увидел, что весь город закрыт плотными облаками. В эти минуты он слал проклятия метеоразведчику капитану Маркворду, который уже побывал здесь и просигналил «добро»; досада была велика, он не мог сообразить, что все изменилось за время его подлета к цели. Он трижды, с кошмарным ощущением потери драгоценного времени, заходил на цель — ни одной дыры в бесконечной всхолмленной равнине облаков, а данная ему инструкция строго обусловливала прицельное бомбометание.

С бешено застучавшим сердцем он повернул «суперкрепость» на запасную цель, на Нагасаки, но так жадно пережитое наслаждение шедшего к нему триумфа запеклось обидным, как от плевка, следом на душе. Нагасаки — это было типичное не то: изрезанный холмами и долинами рельеф сдержит свободное, как было в Хиросиме, движение ударной волны и лучевой энергии, и Нагасаки уже был «подпорчен», подразрушен прежними, пусть обычными, но серьезными бомбежками, — эффект будет снижен, и Тиббетс останется в выигрыше перед ним. Самую глубину мозга сжигало сознание уменьшенного запаса горючего, и он с негодованием вспомнил пункт инструкции, допускавший посадку самолета на воду, где в этом случае их должна подобрать подводная лодка…

Мысль о том, что ко всему прочему близ Нагасаки — лагерь американских военнопленных, стерлась, потерялась в сумасшедшей толчее мозга; впрочем, на карту было поставлено все, и он солдат, он выполнит свой долг, вот только хватило бы горючего. Он вел машину на предельно экономном режиме, но даже это «висение на волоске» по расчетам отводило ему в лучшем случае один заход на цель, иначе он не дотянет до Окинавы, а перспектива оказаться в обществе акул его совершенно не привлекала…

Все, что делалось на корабле вне его мозга и телесной оболочки, не воспринималось им, из какой-то невероятной дали проникал голос штурмана, смутно маячила впереди голова капитана Бихена, бомбардира. Майор Суиней превратился в аккумулятор, поглощавший и приглушенный рев двигателей, и легкую дрожь штурвала, любой срыв этого его чрезмерного напряжения таил катастрофу. Было одно монотонное движение средь причудливых облачных островов, и далеко-далеко внизу мучительно медленно проплывали дымчатая, в извивах рек и озер, зелень земли, накрапы городов, пока наконец не приблизился город, приговоренный к гибели невероятной игрой случая.

Фатальный рок привел к Нагасаки и Клода Изерли…

Он снова был разведчиком погоды, и эта запасная цель была е г о цель. Достигнув города в долгом тяжелом полете, он увидел, что тот закрыт сплошной облачностью, и эта сверкающая гладь засветилась смутной радостью в нем самом: да, город закрыт, пусть будет Кокура. От этой кощунственной эгоистической мысли все сжалось в нем тупой болью, но, черт побери, ему по горло хватит Хиросимы! Он с облегчением подумал так, и в эту минуту все же заметил в стороне, в сплошной белой кипени, темное пятно. Это был просвет, глубокая, до земли пропасть в толще облаков; он сразу определил, что внизу городская гавань: веером к пирсу стояли корабли, искристо лучилась вода.

Он несколько раз подходил к пропасти с неясной тревогой, будто лишь за тем, чтобы убедиться: это гавань, городская окраина, а эпицентр взрыва должен быть над самой сердцевиной, визуальное сбрасывание бомбы невозможно, и слава богу, ему довольно Хиросимы. Двигатели гудели ровным успокаивающим гулом, внизу в голубые размывы гавани вонзалась ослепительная искра, он понял, что это солнце бьет в разверзшуюся до земли пропасть, и поднял глаза к небу. Волосы у него зашевелились: в солнечном океане неба тоже двигалась искра, но совсем черная — к городу подлетала «суперкрепость»… Он ничего не знал о трех заходах майора Суинея на Кокуру, об обуявшем самолет-доставщик страхе от близко надвинувшейся опасности «сухих баков», он не знал, что е г о цель снова станет целью номер один.

— Чарлз! Это ты, Чарлз? — закричал он в эфир, забыв о шифре, и тотчас услышал тяжелое сиплое дыхание. Расстояние до подлетающей «суперкрепости» было ничтожным, показалось, что дышат в самое ухо. Голос майора Суинея был хрипл, отрывист:

— Убирайся отсюда, Клод. Мы сейчас ее сбросим.

— Но, Чарлз, город закрыт. Вези ее обратно. Ты же знаешь приказ.

— Не будь идиотом, Клод. У нас нет выхода. С ней мы не дотянем.

Огромная железная тварь медленно приближалась, исходя мучительным криком от тяжести лежащего в бомболюке «толстяка», и волею непредсказуемой, как в любой человеческой бойне, судьбы город был отдан во власть горстке обезумевших от страха людей. У них была одна возможность добраться до Окинавы — освободиться от груза: облегченная машина меньше пожрет горючего, и в этой примитивной реальности спрессовались чудовищные наслоения зла, протянувшегося от того канувшего в Лету мига, когда человек впервые пошел на человека со средством убийства в руке…