Николай Гунбин - В грозовом небе

Но фашистские пули еще раз прошивают самолет. На правой плоскости появляется пламя: немецкий истребитель с малой дистанции угодил в бензобак. Пробую сбить пламя скольжением. Но из-за малой высоты сделать это трудно, почти невозможно. Даю Сенатору команду покинуть самолет, а потом сам - уже метров с пятисот - переваливаюсь через борт и, едва успев раскрыть парашют, приземляюсь недалеко от штурмана на заснеженное, изрытое воронками поле. Прячемся в них, свертывая свои парашюты. Сенатор - метрах в пятидесяти, ползет ко мне. Видим столб черного дыма - горит наш самолет. Горит на территории, занятой врагом. Что же делать дальше? Ждем затишья, но оно не наступает. Наконец метрах в ста замечаем наших солдат. Они тоже видят нас и подают сигналы, чтобы мы оставались на месте.

Когда стемнело, к нам подползли два бойца. Они переправили нас к своим. С болью в сердце еще раз посмотрели мы на то место, где сгорел наш самолет с погибшими в нем отважными бойцами - воздушными стрелками Сергеем Пашинкиным и Кубой Гершером, не раз спасавшими нас [123] от атак вражеских истребителей. В неравном бою они пали смертью храбрых.

О судьбе экипажа Парахина в полку стало известно лишь после победы советских войск в Сталинградской битве. Сначала прибыл в часть стрелок-радист Габачиев. Он и сообщил первые сведения об экипаже. Парахин вернулся в полк месяца через два, после лечения во фронтовом госпитале.

Вот его рассказ.

После того, как сбросили бомбы, я стал разворачивать самолет влево, в обход разрывов малокалиберной зенитной артиллерии, стрелявшей по шедшему впереди нас экипажу. Но тут один из зенитных снарядов разорвался прямо в хвосте нашего самолета. Он стал плохо управляемым, не слушался руля поворота. По докладу воздушного стрелка, руль был поврежден вражеским снарядом. С трудом выйдя из зоны обстрела зенитной артиллерии, спешим на свою территорию. Моторы помогают рулям делать разворот, взять нужный курс. Внезапно появляются два неприятельских истребителя и атакуют уже пострадавшую нашу машину. Слышу, стрелок-радист Габачиев из своей пушки дает длинную ответную очередь. Но силы неравные. После очередной атаки противника самолет, потеряв управление, резко пошел вниз. Даю команду покинуть машину. Вижу, как штурман Яков Соломонов выпрыгнул из нижнего люка передней кабины; покинул самолет и воздушный стрелок.

Собравшись после приземления в крутой балке, решаем, что делать дальше. Кругом - заснеженное поле, но снег неглубокий. Судя по всему, немцев в этом районе нет. Спрятавшись в густых зарослях кустов, надеемся дождаться здесь темноты и потом, ориентируясь по звездам, следовать на запад, где слышна канонада - видимо, наступают наши войска. Но осуществить это намерение нам не удалось. Вражеские солдаты шли по нашим следам и внезапно окружили нас.

…Допрашивают нас по одному. Соломонова, еврея по национальности, в тот же день расстреляли. Нас с Габачиевым отправили под Сталинград, в лагерь для военнопленных. До прихода сюда врага в этом помещении была животноводческая ферма. Но коров там давно уже не было - наверно, съели окруженные гитлеровцы. Спали мы кто на грязной соломе, кто - на навозе, покрытом брезентом. Помещение не отапливалось, но нас спасало летное обмундирование - унты и меховой комбинезон. Однако холод все больше давал о себе знать. [124]

Недели через две от голода и холода силы совсем оставили меня, и, чтобы экономить их, пришлось лежать не двигаясь. Выручал Габачиев, который пробирался ночью из соседнего барака к нам, в офицерское отделение, чтобы чем-нибудь накормить меня и укрыть от холода.

В таких условиях пробыли мы почти месяц. Две последние недели нам совсем перестали выдавать пищу. Кто мог ходить, искал ее на территории лагеря, на свалке.

Но однажды рано утром стала слышна артиллерийская стрельба. Она все приближалась. Это было 1 февраля 1943 года. К вечеру лагерь был освобожден нашими войсками. Меня и многих других, неподвижно, почти в бессознательном состоянии лежавших на соломе, отправили в медсанбат. Голодным, нам прежде всего дали там по полчашки теплого кофе. Постепенно доводили наши желудки до нормального состояния, лечили обмороженные руки и ноги, почерневшие пальцы которых опухли и не двигались.

Почти два месяца врачи боролись за мою жизнь. Пролежав в санбате около месяца, я уже смог передвигаться и на поезде возвратился в свою часть. Теперь лечение мое продолжается.

За жизнь Парахина врачи боролись несколько месяцев. И победили. Летчик Ефим Парахин (он был призван на фронт в начале войны из гражданского воздушного флота) вернулся в строй, снова на своем бомбардировщике выполняет боевые задания, громит врага до самой Победы. В июне 1945 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. После завершения Сталинградской операции полк сразу же перебазировался на запад. За активную боевую деятельность по разгрому фашистских войск под Сталинградом наш 98-й полк дальних бомбардировщиков стал называться 10-м Сталинградским гвардейским авиационным полком авиации дальнего действия.