Николай Гунбин - В грозовом небе

В один из таких дней по той же причине «отбой» получаем прямо с утра. Воспользовавшись этим, решаем посмотреть Москву. Поезда в столицу ходили тогда на паровозной тяге, но, несмотря на это, мы сравнительно быстро добрались до места. Москва в то время считалась прифронтовым городом, но она произвела на нас неплохое впечатление, во всяком случае лучше, чем мы ожидали. И хотя на улицах было немноголюдно, в столице работали магазины, театры и даже рестораны. Однако надо спешить на аэродром, где стоят наши самолеты. Приказ на вылет может быть дан в любую минуту. А поезда ходят редко, и мы два часа сидим в неотапливаемом зале ожидания.

В вокзальном буфете продают лишь черный кофе и ледяное пиво. Взяли по стакану кофе. Хотелось бы и пива, но и без него холодно. Тем более, что предстоит еще час езды в не менее холодных вагонах. Но молодость берет свое, и никакая хвороба к нам не пристала. Утром как ни в чем не бывало приходим на стоянку самолетов. Ждем уточнения боевой задачи, но, к нашему удивлению, получаем окончательный «отбои»: посадка в тылу врага из-за непомерной толщины снежного покрова не состоится. Это было 31 декабря 1941 года. В тот же день мы получили приказ вернуться в свой полк, который уже сменил место своей дислокации. С нового удобнее бить по отступающему врагу, по его тыловым аэродромам; и коммуникациям. [73]

Новый год - в воздухе

Итак, в последний день самого тяжелого для нашей страны 1941 года мы перебираемся на аэродром, тоже хорошо нам знакомый. Друзья встречают нас прямо на стоянке, радуются, что мы снова в их дружном боевом коллективе. Вечером нас приглашают за накрытый, конечно по-военному, по-походному, новогодний, праздничный стол. Поднимаем тост за нашу победу, в которую мы верили с первого дня войны. Пришедшие на вечер девушки украсили его своим присутствием, да к тому же помогли нам организовать музыку, танцы, и, конечно, мы пели…

Под утро нас разбудил адъютант эскадрильи, капитан Голубев.

- Срочно - на аэродром! - тормоша нас, передал он приказание командира эскадрильи.

- Сережа, дай немного добрать…

- Выспитесь после победы, - неумолимо поднимает нас вездесущий, всеми любимый Голубев, про которого говорят, что у него всегда одна нога здесь, другая - там.

Узнаем, что утром 1 января 1942 года два звена полка должны нанести удар по вражескому аэродрому в районе Смоленска.

Наше звено поведет сам И. К. Бровко со штурманом полка Г. А. Мазитовым. Погода ясная, морозная, поэтому наши техники, поднятые еще раньше нас, часа два старательно греют специальными печками укутанные ватными чехлами моторы; после запуска прогревают их сначала на малых, потом - на средних и больших оборотах… Рев моторов был для нас своеобразной предварительной командой на боевой полет. Сейчас предстоит взлететь с зимнего аэродрома, укатанного катками, выравненного самодельными, из бревен, грейдерами. Все это делали неутомимые труженики из БАО - батальона аэродромного обслуживания. И хотя подчас эту тыловую организацию критиковали, она, мне кажется, неплохо справлялась со своим предназначением, и аэродром наш всегда был в рабочем состоянии. Кроме того, рядом с основным аэродромом батальон должен был готовить и ложный аэродром, чтобы при налете противника спутать его карты и заставить бомбить ложную цель, а не действительную. В этом случае командир БАО представлялся к правительственной награде.

Помимо повседневной подготовки аэродромов, с которых велась боевая работа, на БАО ложились очень ответственные задачи: заправлять самолеты горюче-смазочными [74] материалами, кислородом, обеспечивать боеприпасами, питанием, размещать и снабжать необходимым летный и технический состав полка. От солдат, офицеров, вольнонаемных этого батальона во многом зависел успех выполнения полком боевых заданий.

Продолжительное время нас обслуживал батальон, которым руководил майор Ручкин. За два года совместной работы он и его подчиненные как-то сроднились с нами, с летным и техническим составом. Они жили нашей боевой повседневностью, и мы ценили их за это. Ведь в конце концов и мы, и они решали одну задачу - бить врага. Кстати, Ручкин был в числе первых командиров БАО, получивших правительственную награду за то, что по сооруженному его батальоном ложному аэродрому был нанесен вражеский бомбовый удар, тем самым предотвращено разрушение нашего аэродрома.

Наш «батя», Иван Карпович Бровко, опытный летчик и не менее опытный бывший штурман, ведет звено к цели. Высота - 5000-6000 метров. Ниже лететь нельзя: там, на высоте примерно в четыре тысячи метров, видны витиеватые конденсационные следы вражеских истребителей. На нашей высоте, в условиях определенной влажности и температуры, таких следов не возникает, и неприятелю здесь труднее нас обнаружить и атаковать. Нам помогает и морозная дымка.